Александр Плотников - Визитная карточка флота

— Ни одного матроса. У нас строевые занятия.

— Тебе что важнее, корабль побыстрее получить или подметки протереть?

— Мне важно наладить организацию службы. Без нее твоей чудо-технике грош цена будет в море.

— Значит, ты в головы своих матросов хочешь знания через ноги вбить?

— Зато твоих ювелиров ноги не всегда твердо держат, — съехидничал Урманов.

— Ох и зануда ты, Сергей. Потому и бабы с тобой не уживаются…

Урманов резко повернулся и поспешил к выходу.

— Обиделся, — кисло ухмыльнулся Павел. — Умный парень, но самолюбив, как прима-балерина.

— Ум, труд и самолюбие делают обыкновенных людей великими, задумчиво произнес Томп.

Урманов тем временем торопился к заводской проходной, то и дело поглядывая на часы. Ровно в десять он был на плацу, где в двухшереножном строю стоял весь экипаж «Горделивого».

Раздалось протяжное «смир-рноо!», от строя отделился офицер и со вскинутой под козырек фуражки рукой подошел к командиру.

— Товарищ капитан второго ранга! — прищелкнув каблуками, четко начал рапортовать он. — Экипаж ракетного крейсера «Горделивый» для строевого смотра построен. Старший помощник командира капитан третьего ранга Саркисов.

Старпом сделал шаг в сторону, пропуская вперед командира, и повернулся кругом. Чуть приотстав, сопроводил Урманова к середине строя.

— Здравствуйте, товарищи! — на одном дыхании выкрикнул Урманов.

— Здравия… желаем… товарищ… капитан… второго… ранга! шестикратно пророкотали шеренги.

Разрешив стоять «вольно», командир направился к правому, офицерскому флангу. Почти весь командный штат был укомплектован молодежью, на погонах которой поблескивали по две-три, реже по четыре звездочки. Урманов даже посетовал на такое положение в отделе кадров. «Молодость — это недостаток, который быстро проходит!» — успокоил его один из кадровиков. В деликатное положение поставило командира и назначение к нему старпомом Саркисова, закончившего академию в одной с ним группе. Все три учебных года слушатели были на одинаковом положении, называли друг друга в лучшем случае по имени-отчеству и, уж конечно, на «ты».

Урманов шел вдоль строя, пожимая руки офицерам, и невольно вздрогнул, увидев перед собой лейтенанта Русакова. Тот стоял, понуро наклонив голову, в куцем и несвежем кителе, с разошедшимися складками на давно неглаженных брюках.

«Прошастал, стервец, всю ночь и форму не привел в порядок, — сердито подумал командир. — Как же с ним поступить? Прогнать со смотра? Но ведь в строю стоят подчиненные Русакова… Не обратить внимания? Значит, бросить тень на собственный авторитет…» Он стоял в нерешительности, забыв даже подать руку офицеру, пока его не осенило:

— Лейтенант Русаков, — сказал он ледяным тоном. — Прошу вас подменить дежурного по казарме и направить его сюда.

— Есть подменить дежурного, — пряча усмешку, повторил приказание Игорь. Неторопливо вышел из строя и, не оглядываясь, зашагал прочь.

Второй раз за это утро было испорчено настроение Урманова. Он с облегчением вспомнил о том, что отказался от приглашения Русаковых. Иначе ему пришлось бы встретиться со своим нерадивым подчиненным за одним столом. Игорь жил не в казарме, а на квартире у дяди.

Когда строевой смотр закончился и команду повели на обед в столовую, Урманов задержал на минутку старшего помощника.

— Иван Аркадьевич, — обратился он к Саркисову по имени-отчеству, как бывало в академии. — Ты проверял форму одежды офицеров?

— Так точно, товарищ командир, — бодро подтвердил старпом, старательно выговаривая шипящие звуки. И все равно вместо «ч» у него получалось «сч», вместо «щ» выходило «шч».

— И ты не обратил внимания на безобразный вид лейтенанта Русакова?

— Почему не обратил? Я предложил ему переодеться, он сказал, что нет у него другого кителя.

— Тогда почему вы оставили его в строю? — непроизвольно перейдя на «вы», раздраженно воскликнул Урманов.

— Как же можно, товарищ командир? Он же сын командующего нашей эскадрой контр-адмирала Русакова!

— Прежде всего он наш с вами подчиненный, старпом! И требовать с него надо безо всяких скидок.

— Понял, товарищ командир. На будущее учту.

Поздним вечером в каюту Урманова заглянул капитан третьего ранга Валейшо.

— Я не помешаю? — деликатно осведомился он.

— Входите, Федор Семенович, безо всяких церемоний, — откликнулся Сергей.

Валейшо присел на краешек куцего диванчика, притулившегося к стене неподалеку от рабочего стола.

— С утра до ночи в заботах? — улыбнулся он, заметив стопку наставлений с многочисленными закладками.

— Готовлю групповое упражнение с офицерами, — поднял голову от стола командир. — Хватит им заниматься мастеровщиной.

— Мастеровщиной… — повторил последнее его слово замполит. — У вас это прозвучало как ругательство. А ведь на мастеровом люде вся наша промышленность держится, только называем мы его иначе — рабочим классом.

— Против рабочего класса я ничего не имею, — зыркнул на него колючим взглядом Урманов. — Сам из мастерового клана вышел. Только подсобничать заводским рабочим наши матросы больше не будут.

— А как же классовая солидарность, взаимовыручка? — снова улыбнулся Валейшо.

— Не надо громких слов, Федор Семенович, ими из бомбомета не выстрелишь. Нам с вами, между прочим, надо постараться, чтобы матросы не только знали, но и умели применить в бою технику и оружие.

— Вот в этом я с вами совершенно согласен, товарищ командир! Потому-то и нужна золотая середина между теорией и практикой… Впрочем, я зашел к вам по другому делу.

— Слушаю вас внимательно.

— На днях у нас выборы комсомольского комитета. Как вы смотрите на то, чтобы рекомендовать в секретари главного старшину Хлопова? По-моему, парень он серьезный, принципиальный.

— А комсомольцы его поддержат?

— Думаю, да. Он один из самых авторитетных старшин в экипаже.

— Ну что ж, я не возражаю.

— И еще, — замполит смущенно замялся, — один деликатный вопрос… Не могли бы вы потолковать с лейтенантом Русаковым? Я знаю, он вырос на ваших глазах и очень вас уважает…

— О чем же мне с ним говорить?

— С ним что-то странное происходит, друзей у него нет, ко всему безразличен, на службу приходит как на принудиловку…

— Все это больше по вашей части, Федор Семенович, — пряча усмешку, сказал Урманов.

— Пробовал, только ничего у меня не вышло, — бесхитростно ответил замполит.

— Добро, я попытаюсь разговорить лейтенанта Русакова, — согласился Урманов, красноречиво поглядывая на палубные часы, висящие на стене. На языке вертелся банальный вопрос: не пора ли гостю домой, но Сергей вовремя спохватился, вспомнив семейную историю замполита. Три года назад Валейшо овдовел, остался с двумя сыновьями-погодками, старший ходил тогда в первый класс. Помаявшись один с детьми около полутора лет, Федор Семенович женился вторично, привел в дом супругу намного моложе себя. Говорят, жили они поначалу дружно, мачеха была внимательна к мальчишкам до тех пор, пока не родила дочку. Как часто бывает в таких случаях, собственное дитя заслонило ей весь белый свет, а сердце отца оказалось разорванным надвое… «Все мы мастаки по чужим душам, — косясь на застывшего в невеселой позе заместителя, размышлял Урманов. — Зато в своей не всегда можем разобраться…»