Иван Кудинов - Переворот

«Бийск, начальнику гарнизона (вторично). Ответа на запрос относительно Сатунина от вас не получили. Отдали распоряжение населению округа оказывать Сатунину всяческое содействие. Каракорумуправа».

«Омск. Министерство внутренних дел. Просим утвердить уездное управление правительственной милиции. Каракорумуправа».

«Онгудай, Чекуракову. 10 декабря 1918 года. Срочно выезжайте Барнаул губсобрание целью защиты интересов Каракорума. Г. Гуркин».

Это была последняя телеграмма, подписанная председателем Каракорум-Алтайской управы. Спустя пять дней по приказу начальника военного гарнизона Бийска Гуркин был арестован — и ему предъявили обвинение по статье 100 уголовного уложения «в насильственном посягательстве на выделение Горного Алтая в самостоятельную республику Ойрат». Истинных же причин столь неожиданного ареста никто не знал, считали это недоразумением, ошибкой; доктор Донец и брат художника Степан Иванович поехали в Бийск за разъяснением, и капитан Травин, исполнявший в то время обязанности начальника военного гарнизона, выслушав, хмуро и твердо сказал:

— Россия должна быть единой и неделимой… И никому не дозволено рвать ее на куски. Гуркин будет отвечать по закону.

Никакие доводы не могли переубедить капитана.

Возможно, сыграла какую-то роль и личная неприязнь капитана Травина к художнику, но это уже из области предположений… Во всяком случае, Каракорум-Алтайская управа продолжала существовать, с одним, правда, уточнением: теперь она была не просто «управой», а земской управой, что, в сущности, не меняло положения…

Гуркин был заключен в Бийскую тюрьму.

Спустя месяц после ареста Гуркина в Омск, верховному правителю, была направлена телеграмма с просьбой разрешить алтайской депутации представиться лично ему, адмиралу Колчаку.

Втайне Степан Иванович надеялся, что с глазу на глаз легче будет убедить Колчака в невиновности брата, и адмирал, человек образованный и великодушный, прикажет его освободить.

Однако время шло, а разрешения на аудиенцию у верховного правителя все еще не было. Надежда, вспыхнувшая первоначально, постепенно угасала…

В середине февраля в горах начались снегопады, и все дороги перемело.

Адмирал был возмущен полученной накануне телеграммой, в которой английский и французский премьеры настаивали на утверждении генерала Жанена главнокомандующим объединенными войсками на всей территории Сибири. Колчак трижды перечитал телеграмму, словно и не в самом тексте, а в подтексте пытаясь найти нечто такое что могло бы его успокоить, и, не найдя, швырнул её на стол. Плотный голубоватый бланк, скользнув по гладкой дубовой поверхности, спланировал вниз… Тельберг подхватил его на лету, не дав упасть, и аккуратно положил на место, поверх других телеграмм и писем, адресованных лично адмиралу. Затем так же аккуратно собрал бумаги, подписанные верховным правителем, но уходить не спешил. Стоял, скосив глаза на перочинный ножик, лежавший на столе, на деревянные подлокотники кресла, изрезанные этим ножом — странная привычка, и поморщился: управделами с отвращением и даже с каким-то внутренним страхом относился к холодному оружию…

Адмирал стремительно ходил по кабинету, от стола к двери и обратно, почти неслышно ступая по ковру. Сухое резкое лицо его было гневным, а крупный с горбинкой нос, казалось, еще больше выступал над бледными, чуть впалыми щеками. Наконец, он остановился посреди кабинета и холодно, остро глянул на управделами, точно и его подозревал в «сговоре» с иностранцами. Тельберг слегка поежился под этим взглядом.

— Такого приказа я не подпишу, — сказал адмирал. — Это переходит всякие границы. И я не позволю так бесцеремонно вмешиваться в наши внутренние дела… Нет! Извольте знать меру! — После этой тирады, которую выпалил он тремя очередями, адмирал как бы иссяк и надолго умолк, задумавшись. Странное дело, думал он: с одной стороны он, верховный правитель России, не мог обойтись без помощи союзников, дорожил этой помощью, с другой стороны — всякое грубое вмешательство извне глубоко задевало и оскорбляло его самолюбие… Слишком хорошо знал он цену этой щедрости. Слишком хорошо!..

Он вернулся к столу, сел в кресло и внимательно посмотрел на Тельберга:

— У вас ещё что-то есть ко мне? Тельберг помялся.

— Да. Я хотел напомнить о телеграмме Семенова… — проговорил он с видимой натугой, опасаясь, должно быть, вызвать у адмирала новую вспышку гнева. Но Колчак уже обрел спокойствие и отнесся к этому с холодной иронией:

— Вступать с Семеновым в перепалку не вижу надобности. Велика честь! Мы и так излишне либеральничаем. Пора от слов переходить к делу.

Когда Тельберг вышел, наконец, аккуратно, как и все, что он делал, притворив за собой дверь. Колчак посидел, расслабившись, потом резко выпрямился, взял со стола ножик, повертел его, трогая ногтем большого пальца лезвие, и вслух проговорил:

— Да, да, пора переходить к делу!..

Вошедший чуть позже военный министр Степанов, молодой, еще не утративший офицерской подтянутости и не привыкший как следует к новому своему положению, застал адмирала за странным занятием: тот делал перочинным ножиком какие-то отметки на подлокотнике своего кресла и не сразу обратил внимание на вошедшего. Потом взглянул на него, кивком головы пригласил сесть и с усмешкой подумал: «Он, конечно, далеко не стратег, генерал Степанов, но… тактик».

А вслух сказал:

— Сегодня должен прибыть Жанен. Вы не знакомы с этой телеграммой? — взял со стола бланк и протянул министру. Степанов читал внимательно и долго, шевеля пухлыми розовыми, как у юной кокотки, губами. Колчак столь же внимательно следил за ним. — Ну, что скажете?

Степанов положил телеграмму на прежнее место и от прямого ответа уклонился:

— А почему именно Жанен?

— А вы кого предлагаете? — иронически спросил Колчак. Степанов пожал плечами.

— Жанен, Гайда или Нокс — какая разница? — хмуро проговорил адмирал. — Не в этом суть. К тому же есть у нас сегодня и не менее важные вопросы. Например, охрана железных дорог… на всем жизненном пространстве — от Омска до Владивостока. Есть у вас на этот счет какие-либо соображения?

— Да, — кивнул Степанов и слегка покраснел, будто на уроке перед учителем. — Полагаю, схема охраны железных дорог может быть простой и надежной.

— А именно?

— Расположение союзных войск вдоль всей Сибирской магистрали… от Омска до Владивостока.

— Точнее.

Степанов поколебался:

— Восточную дорогу охраняют английские войска, Забайкальскую — японцы, Томскую…

— Французы, — насмешливо перебил его адмирал. — А Омскую, стало быть, американцы. Так?