Владимир Митыпов - Инспектор Золотой тайги

Постепенно положение стало представляться Звереву не таким ужасным, как в первые минуты. В окна, небольшие и расположенные довольно высоко от земли, вряд ли рискнут лезть. От попытки взломать дверь ночные посетители, должно быть, отказались, убоявшись выстрелов изнутри. Зверев почти успокоился. Тревожил только крик за стеной.

– Очир!— позвал Алексей вполголоса.— До утра продержимся?

– Мало–мало будем держаться,— откликнулся тот и вздохнул.— Худо маленько — курить нельзя.

– Да, закурить бы не мешало,— согласился Зверев.

– Гражданин инженер! — крикнул со двора прежний голос.— Сожалею, но до утра мы ждать не можем. Еще раз предлагаю сложить оружие на почетных условиях. Говорю как представитель власти!

– Какой еще власти? — поинтересовался Алексей.

– Временного правительства автономной Сибири!

И тут Зверев внезапно разозлился. Вся эта история начинала отдавать наглым паясничаньем: бандитское нападение среди ночи, и вдруг — «представитель власти»! Впервые Алексей пожалел, что так и не научился выражаться столь же крепко, как старые уральские рудокопы или сибирские приисковые варнаки. Сейчас это было бы весьма кстати.

– Ну, что ж вы молчите?

Алексей, приподнявшись, выстрелил из пистолета в направлении голоса.

– Это и есть ваш ответ? — насмешливо осведомился представитель «Временного правительства».— Тогда слушайте! Вы будете сожжены вместе с лачугой!

В сенях снова раздались торопливые шаги, загремело, покатилось ведро, и вскоре откуда–то просочился запах дыма. На потолке и на стенах замигали пока еще слабые сполохи.

Зверев вскочил, прижимаясь спиной к стене, подобрался к выходящему во двор окну и осторожно глянул наружу. Сенная дверь была распахнута, и из нее на крыльцо и во двор падал багровый трепещущий свет. Зверев вспомнил, что в сенях сложены дрова, различная рухлядь. Все это, очевидно, и горело сейчас. Алексей высунулся больше, чем следовало, мигающие блики, начинающие трогать оконные переплеты, скользнули по лицу, и сейчас же грянул выстрел — пуля свистнула возле самого уха. Алексей отшатнулся. За стеной снова взметнулся приутихший плач. «Черт, что же она медлит? — мелькнула мысль.— Надо выбираться, тогда перестанут стрелять, и соседка с детьми покинет горящую избу».

Огонь разгорался. Сполохи плясали уже по всей избе, и Алексей различал теперь Очира, стоявшего в такой же позе, что и он, только возле окна, выходящего на улицу. Алексей пригнулся, перебежал к нему и стал у стены, по другую сторону окна, осторожно выглянул на улицу. Там было темно — сюда свет пока не доставал.

– Очир, пока не поздно, надо уходить,— он кивком указал наружу.

– Давай,— согласился Очир.

Алексей глубоко вздохнул, примерился и ударил прикладом в переплет окна. Звякнули остатки стекол. В тот же миг по окну хлестнуло сразу несколько выстрелов.

– Напрасно стараетесь! — выкрикнул неугомонный представитель «Временного правительства».— Оба окна под прицелом!

Алексей надвинул поглубже фуражку, пружинисто присел и головой вперед кинулся в разбитое окно…

– …Убили, что ли?.. Дурбалаи свиномордые… валенки сибирские…— Гнусавый, чуточку врастяжку голос назойливо торкался в сознание, словно бьющаяся в стекло жирная зеленая муха.— Тут голыми руками брать, а они прикладом…

Алексей попробовал открыть глаза, чтобы увидеть говорящего, но тут же охнул от слепящей головной боли и поспешно зажмурился.

– А, ожил! — весело сказал голос— Добро пожаловать в мир суровой реальности!

Алексей приоткрыл один глаз, помедлив, открыл другой, и упомянутый «мир суровой реальности» сразу же заставил его забыть про больную голову — прямо перед ним, по ту сторону большого стола, сидел Аркадий Борисович Жухлицкий. Покойник кушал что–то вроде бифштекса. Встретившись взглядом с Алексеем, он приветливо улыбнулся и поднял рюмку.

– Ваше здоровье!

«Какой, однако же, нелепый сон»,— подумал Зверев. Тут сзади выступил человек, в котором он признал, хоть и не сразу, родственника Жухлицкого. «Николай Николаевич Зоргаген,— вспомнил он,— Ходок по меховым делам». Меховщик заговорил, и оказалось, что это ему–то и принадлежал давешний нудный голос.

– Вы удивлены? А между тем…

– А между тем,— встрял «покойный»,— слухи о моей смерти оказались немного преувеличенными. Так, кажется, говорят англичане или кто там еще…

Алексей с трудом приходил в себя. В окна сочился серенький рассвет. Стало быть, ночь уже позади. Кое–как из обрывочных воспоминаний — выстрелов, сполохов в темной комнате, своего броска в окно и последовавшего сразу вслед за этим смутного ощущения взорвавшейся в голове бомбы — Зверев восстанавливал случившееся.

– Где… Очир? — еле разлепив губы, прохрипел он.

– Спутник–то ваш? О, не беспокойтесь, он жив, но, честно говоря, заслуживал пули — двоих ранил, и вообще…

– Дом сгорел? Там были дети… как дети?

– Дом стоит на месте. Только сени сгорели. А дети целы,— ходок по меховым делам обогнул стол и уселся рядом с Жухлицким.— Ваш альтруизм делает вам честь, но не пора ли подумать и о себе.

– Кстати, вы и есть… представитель Временного правительства… автономной Сибири?

– К вашим услугам,— Николай Николаевич Зоргаген с готовностью наклонил голову.— И как таковой могу предложить вам сотрудничество.

Алексей не ответил. Голова разламывалась на куски. Пытаясь хоть немного унять боль, он сжал ладонями виски и замер. Подумалось, что хорошо бы сейчас положить на затылок холодную мокрую тряпку.

– Страдаете? Может, водочки? — сочувственно предложил Аркадий Борисович и, не дождавшись ответа, вздохнул: — Вольному воля… Вопросик у меня к вам, Алексей Платонович. Не скажете ли вы, куда дел Турлай те три пуда золота?

– Экий вы… постоянный в своих привязанностях,— Алексей через силу засмеялся.— Едва изволили встать из гроба, как опять за свое: золото, золото, золото…

– Понимаю ваш сарказм. Для вас, горного инженера, золото всего лишь некое сырье, химический элемент, а для меня, презренного буржуя, это, разумеется, идол, предмет алчбы. Пусть так. Согласен, иронизируйте на здоровье. Но примите во внимание два пунктика. Первое — это золотце похищено у меня. Трагедия на Полуночно–Спорном получилась именно из–за него. А второе — я намерен употребить его на патриотические нужды.

– Вот именно,— подхватил родственник.— Я готов это подтвердить.

– Пустой разговор, господа,— Алексей оперся затылком о прохладную стену и устало закрыл глаза.— Золота вы не получите. После Полуночного его цена возросла на одиннадцать человеческих жизней. Теперь оно уже не просто золото, а некий символ, памятник, если хотите…