Георгий Суфтин - След голубого песца

Не успел войти в чум, Ясовей спрашивает, привез ли ящик.

— Там, на санях, — равнодушно махнул рукой Юрбей.

Ясовей сразу успокоился. Лицо подобрело, заулыбался.

— Спасибо, Юрбей. Ты спас всех оленей в нашей тундре...

— Те! Ты ещё не пришел в ум? Пей-ка чай, может, очухаешься.

Ясовей взял чашку, с жадностью начал глотать горячий чай. Юрбей тоже пьет чай и сгорает от любопытства, что у Ясовея в ящике. Раз так заботится, видимо, дорогое что-то. Глотнет, посмотрит на Ясовея, ещё глотнет, еще посмотрит. Не выдержал, глотнул два раза кряду, спросил:

— Ты куда, учитель, ездил? Чего привез-то?

— Далеко ездил...

— Те-те-те! В такую пору, да ещё в пургу!

— Да уж так привелось. В ящике-то вакцина...

— Чего такое?

— Вакцина. Для прививок оленям. Не сделали бы прививок, всех оленей могли погубить. Пришлось ехать...

Юрбей подумал: «Тебе-то какая забота об оленях, своих ведь у тебя оленей нет». Да промолчал. Протянул табакерку.

— На, понюхай. Голова прояснится, силы прибавится.

Ясовей принял табакерку.

— После такой пурги, пожалуй, не мешает и понюхать...

Юрбей сидел, раскачивался, мурлыкал под нос, теребя бородку, потом спросил:

— Как добирался? Дорога-то порвалась...

— Еле доехал, Юрбей. Думал, погибну. И погиб бы, ежели не ты, — ответил Ясовей. — Олени выбились из сил, а тут на пути оказалась широко разлившаяся речка. Ехал-ехал вдоль берега, думаю, найду русло, покрытое льдом, переберусь как-нибудь. Не мог найти. Тогда решил пустить оленей вплавь с санями. Так и сделал. Олени переплыли, но сани при подъеме на берег перевернулись и зацепились. Олени начали дергать. Сани уперлись крепко. Лопнули постромки и олени разбежались. Сам я с большим трудом перебрался на льдине. Но как быть с ящиком? Решил тащить сани на себе. Весь день тащил, умаялся. А вечером началась пурга. Кружил, кружил с санями, из сил выбился, направление потерял, свалился около сопки. Хорошо, что на старом чумовище шест оказался. Привязал полу от совика, поставил шест в сугроб. И уж больше ничего не помню...

В тот же день в стадах товарищества «Яля илебц» начали делать прививки. Назавтра вакцину развезли по другим колхозам. А ещё через несколько дней прививки производили и в стадах единоличников. О том, как удалось доставить вакцину в тундру, мало кто знал.

К Юрбею приехал Куроптев. Не зря приехал, поделиться успехом. Заявленье-то до окружкома дошло. Приезжал инструктор. Возмущался поведением Ясовея. Плохо ему будет. Укоротят руки, хватит оленеводов с толку сбивать.

— Говорят, он вакциной тестя своего снабдил. И это ему запишется. Кулацких оленей от гибели спасал, — посмеивался Куроптев. — Ты, брат, не отступайся, Юрбей. Вся вода на твою мельницу льется...

— Какая вода льется, непонятно, — после долгой паузы отозвался Юрбей. — Мне никакой воды не надо...

— Чудак ты, это так говорится. Ясовея возьмут на притужальник, тебе польза будет. Да ты чего сегодня кислый такой?

— Я не кислый, горький. Головой маленько-то работаю. Не мешай.

Он отвернулся, постучал согнутым пальцем о табакерку, зарядился крепкой понюшкой, собрал широкое лицо в десятки мелких морщинок.

Нюдя плакала у постели Ясовея. Он держал её руку в своей, улыбался и не знал, как утешить жену, какое ей слово сказать. Вот всегда они такие, женщины, плачут понапрасну, страхов себе всяких навыдумывают... Нюдю утешала Галина Васильевна.

— Всё в лучшем виде. Отдохнет денька два-три, встанет, может опять ехать, если захочет... Если ты его отпустишь, Нюдя, — поправилась она с улыбкой.

Нюдя тоже улыбнулась.

— Отпустишь не отпустишь, он всё равно поедет. Он такой...

— Он такой, — подтвердила Галина Васильевна. — Ничего, всё в порядке. Поправляйтесь, Ясовей. Я больше не нужна, ухожу...

После ухода доктора Нюдя снова заплакала. Ясовей удивился. Что с ней? Раньше не была такой плаксой.

— Плакса же ты стала, моя маленькая. Почему так, объясни...

Она всхлипывала и прижималась щекой к его щеке. И Ясовей услышал, как она тихо-тихо сказала:

— В такое время уехал невесть куда. А если бы случилось что, оставил бы меня с малышом...

— Что? Повтори, что ты сказала...

— Скоро у тебя сын будет, вот что...

За окном новые сумерки собирают густую синь. Над тундрой веет дыхание весны. Наполняются вешней водой реки. Вспучившись, темнеют озера. Набухают почки прибрежного тальника, готовые вот-вот лопнуть. Исхудавшие за зиму олени скопом кидаются на проталины, где дерзкая зелень лезет прямо из-под снега. Скоро, скоро просторы тундры огласятся журавлиным клекотом, на глади чистых озер будут плескаться белоснежные лебеди. Жизнь хороша. Так хороша жизнь, что хочется петь полным голосом, всем сердцем.

Звучит песня в мягком рассвете наступающего дня или в сердце она звучит — Ясовею не разобрать. Он ласково гладит руку жены. Какое сегодня хорошее утро, нежное, теплое, как ладонь любимой.

Шурыгин и Лестаков приехали в тундру в тот момент, когда в долине Янзарей-реки случилось происшествие, наделавшее шуму. Стада колхозов вышли в этом году на летние пастбища по заранее намеченным маршрутам. Тундровой Совет указал пути летних кочевий и единоличникам. И вот вышло так, что Хабевко, стремясь воспользоваться лучшими пастбищами, выгнал свое стадо наперерез стадам колхоза «Яля илебц» и направил его по колхозному маршруту. Когда пастухи «Яля илебца» обнаружили вытоптанную землю, они пришли в неописуемую ярость. А Хабевко невозмутимо посапывал носом да помаргивал куропаточьими глазами.

— Нашел землю. Богатую. Ягеля полно, травы полно, пусть едят олени, пусть жиреют.

— Так эта земля нашему колхозу отведена. Совет маршрут указал, бумагу выдал...

— Мне та бумага не видна. Хорошую землю увидел, погнал оленей. Ты найдешь хорошую землю, тоже гони. Вот тебе и весь маршрут...

По примеру Хабевки и некоторые другие единоличники погнали стада в сторону отведенных колхозу угодий. Один по одному оленеводы стали скопляться в месте встречи Хабевки с колхозниками. Назревал серьезный конфликт. Тундровой Совет ещё не успел перекочевать на летние пастбища и был далеко. Колхозники послали гонца к Ясовею. Учитель незамедлительно приехал. Он изумился наглости Хабевки.

— Как ты смел стравить чужое пастбище? — спросил Ясовей, еле сдерживая гнев.

— Не слыхал, когда они его купили, — ухмыляясь, ответил Хабевко. — Мои олени раньше пришли, всё съели, я не виноват...