Агния Кузнецова (Маркова) - Мы из Коршуна

– Неужели нельзя эту работу поручить другим? Ты сорвал репетицию. Но не это самое страшное. Ты дал возможность ребятам не считаться с театром.

– Но репетиции можно назначать вечером, а в темноте работать нельзя. Мы решили к празднику сделать тротуары во всем Коршуне.

– Знаешь, – не сдерживая гнева, сказала Саша, – ты помешался на благоустройстве Коршуна. Или ты не понимаешь, как важен театр?

– Я все вижу! – первый раз в жизни Ваня был рассержен на Сашу. – Надо совмещать пищу для ума и сердца с тротуарами. Ты можешь назначать репетиции позднее.

– Во-первых, тротуары – дело поселкового Совета, а не твое, а во-вторых, ты забыл, что, кроме репетиций и тротуаров, у всех есть школьные задания.

– Кто захочет – успеет. Надо приучать себя к организованности… С тобой, я вижу, договориться нельзя. Ты, кроме театра, ничего знать не хочешь.

– А ты однобокий, узкий! У тебя на глазах лошадиные шоры, ты ничего не видишь, кроме дороги, по которой идешь. – Саша порывисто приложила к вискам ладони, показывая, как шоры загораживают Ване мир.

Архип прекратил работу, вылез из-под скамьи и с интересом смотрел, думая, что разыгрывается сцена из спектакля.

– Ты собираешься быть руководителем! – горячо продолжала Саша. – Вот и учись шире смотреть на вещи, все охватывать, все взвешивать.

– А, – с досадой махнул рукой Ваня, – с тобой не сговоришься, – и спрыгнул со сцены в зал.

– Я сейчас же пойду к Федору Алексеевичу! – крикнула ему Саша.

Архип наконец понял, что это не сцена из спектакля, а самая настоящая ссора, и занялся своим делом.

Ваня ушел, а Саша долго не могла успокоиться.

Неприязнь к Ване, охватившая ее во время разговора, сразу же улеглась, даже вспомнилось, что незнакомый, сердитый блеск глаз и горячая порывистость движений ему были к лицу. Но Саше стало горько от этого резкого разговора с дорогим человеком. Неужели нельзя было не говорить неприятных слов? Неужели невозможно понять друг друга и найти выход из создавшегося положения? Ей казалось, что произошло непоправимое и дружбе настал конец.

У Вани настроение было не лучше. Захваченный печальными размышлениями, он шел по улице Коршуна. Начинало смеркаться. Опустив руку в карман, Ваня нашарил полупустую коробку сигарет и спички. Все это он утром отобрал у четвероклассника. Ваня остановился, достал сигарету, зажег ее, затянулся и закашлял. «Нет, это не поможет», – решил он, бросил на землю дымящуюся сигарету, придавил ногой и вдруг услышал тонкий, язвительный голосок:

– Гражданин, не засоряйте Коршун, поднимите окурок!

Ваня вздрогнул. Около него стояли две девочки в пионерских галстуках и красных повязках на рукавах. Ваня смущенно поднял окурок, зажал его в руке и, пробормотав извинение, скрылся во дворе школы.

«Вот как иногда получается, – с досадой думал он. – Сам распределял дежурства школьников по Коршуну, проводил беседы о соблюдении порядка в родном поселке и сам оказался нарушителем. Ну и неудачный же день выдался!»

В комитете комсомола Ваня закрылся на ключ, сел за стол, подперев руками голову. Делать ничего не хотелось.

В это же самое время Саша постучала в дверь к директору и, получив разрешение, вошла в кабинет. Федор Алексеевич стоял у стола.

– Ну, что случилось?

Саша рассказала о сорванной репетиции, о своей тревоге, о разговоре с Ваней. Федор Алексеевич протянул к столу руку, снял трубку с самодельного телефонного аппарата.

– Алло! Иван Иванович, ты здесь? Чем занят? Зайди-ка на минуту.

Вошел Ваня.

– Здравствуйте, – сказал он директору, а Саше бросил: – Уже?

Она поняла: мол, уже наябедничала? И снова тревога захватила Сашино сердце. Нет, не думала она, что отношения с Ваней станут такими некрасивыми, мелкими. Кто же виноват в этом?

– Я вас слушаю, Федор Алексеевич, – останавливаясь напротив директора, отрывисто сказал Ваня. В этих словах, в его спокойной позе, в руках, опущенных по стойке «смирно», чувствовалось подчеркнутое желание держаться с достоинством.

– Вот что, друг, – прикасаясь к его плечу, сказал директор, – сегодня приходили ко мне две мамаши, на комитет комсомола жаловались. Очень уж, говорят, много общественной работы даете школьникам. Некогда классные задания выполнять, и дома помогать времени не остается.

– Это ненадолго, Федор Алексеевич. Мы решили к Октябрю тротуары закончить.

– Не обязательно к Октябрю. Сильно круто ты взял, Иван Иванович, полегче надо. Ну, и освободи от тротуаров артистов. Олимпиада приближается, поторапливаться с этим надо.

– Слушаюсь, – так же отрывисто сказал Ваня, подчеркивая, что он именно слушается, а будь его воля, сделал бы по-другому. – Я свободен?

– Иди, дружок. – И, помолчав, добавил: – Я договорюсь с поселковым Советом о воскресниках всего населения. Это ускорит дело.

Ваня вышел, не взглянув на Сашу.

– Ну, довольна? – спросил Федор Алексеевич.

– Довольна, – натянуто улыбнулась Саша, пытаясь скрыть чувство растерянности и подавленности, охватывающее ее все больше и больше.

Несмотря на вечернее время, в интернате было тихо. Многие ученики сидели во дворе на скамейках, и с улицы доносился их веселый смех. Кто-то отправился в клуб посмотреть кинофильм, иные, закрывшись в комнатах, учили уроки.

Вера сидела в своей комнате и читала Большую советскую энциклопедию. Она решила таким образом повысить свое образование. Прочитала несколько страниц, отложила книгу и стала писать дневник.

«С тех пор как я побывала в Италии, – писала она, – я поняла, какие огромные возможности получает человек, когда у него есть настоящие знания. И мне очень захотелось стать образованной. Мое отношение к учению теперь совсем другое. Прежде я училась для того, чтобы отвечать на уроках и получать отметки. А теперь я учусь для того, чтобы знать. Я хочу знать как можно больше. Может быть, это произошло еще и оттого, что я стала старше…»

Она задумалась. Послышался стук в дверь.

– Войдите, – сказала она.

В дверях появился Славка.

– Можно мне побыть с тобой, Вера? – нерешительно спросил он.

– Почему же нет? Проходи. Садись вот здесь. – Вера пыталась скрыть охватившее ее смущение.

Это была их первая встреча после неудачного свидания в Итальянском парке. Они виделись в школе ежедневно – здоровались, разговаривали. Все ученики, так уж повелось, наблюдали за Славкой, ведь он был взят школой на поруки. Вера же следила за ним особенно пристально. Она давно ждала разговора со Славкой один на один. Еще в Италии думала об этом. Длительное Славкино молчание даже беспокоило ее. Не безразлично ли ему теперь все, что она о нем думает?

– Может, я не вовремя? – спросил Славка. – Или мне вообще не надо было приходить к тебе?