Агния Кузнецова (Маркова) - Мы из Коршуна

– Ты уже специальность имеешь и завод любишь, – утешала подругу Саша. – Ты единственная из девочек на слесарном станке работаешь. Да еще как!…

– Смотрите, опять самолет! Высоко летит, даже шума не слышно! – воскликнул Ваня.

И в этот же миг совсем неожиданно около лестницы визгливо и сердито затявкал щенок. Видно, он спал крепким, молодым сном и только теперь проснулся и почуял во дворе чужих людей.

– Цыц, дурень! – шепотом сказал Ваня.

В ответ щенок залился ожесточенным, захлебывающимся лаем, таким оглушительным и звонким, что его, казалось, было слышно на другом конце улицы. И сразу нарушилось ночное безмолвие. Вот и в соседнем дворе густым басом лениво забрехал пес. С другой стороны улицы его поддержал старческий, глухой лай. Где-то на задах мелко-мелко застрочил молодой, энергичный и злой собачий голос.

– Надо уходить, – обеспокоенно сказал Ваня, и все вдруг заметили, что становится светло, и даже разглядели глупого черного щенка внизу у лестницы.

Они спустились с сеновала. Щенок то трусливо отбегал в сторону, то норовил ухватить зубами кого-нибудь за ногу. Защищаясь от него, сдерживая смех и визг, готовый вот-вот сорваться с губ, друзья кинулись к калитке.

Улицы Брусничного оживали. Проехал грузовик, и шум его мотора показался особенно оглушительным; к водопроводной колонке пришла заспанная женщина с ведрами на коромысле; гремя болтами, жители открывали ставни окон; из труб к нежно-розовому, ясному небу потянулся дымок. Ребята направились к дому, в котором жил старик Федоренко.

– Кажется, вот здесь, – сказала Вера.

У ворот стояла старушка, и по ее моложавому и румяному лицу школьники сразу узнали Еремеевну, очень точно описанную Федором Алексеевичем.

Было условлено, что беседу начнет Вера Каменева, она лучше других умела разговаривать со взрослыми.

Вера сказала Еремеевне, что она и двое ее товарищей приехали по поручению Коршунской школы, и напомнила старушке, что та обещала директору узнать, нет ли в Брусничном старых знакомых Федоренко.

– Со всеми соседями толковала. Одни сказывали: года три тому минуло, приходил один старик Федоренку проведать, – оживленно рассказывала Еремеевна. – Старик приметный: на одном глазу бельмо. И живет недалече – возле реки, по набережной, значит. Я уж сама собралась было поискать его, да вот нога нудит. – И старушка показала ногу, обутую в подшитый кожей валенок. Другая нога была в ботинке. – Вы зайдите вот к Веселкову, он лучше меня знает всех старожилов.

Видно было, что Еремеевна с большим интересом отнеслась к поискам школьников и, будь она здоровее и моложе, приняла бы в этом самое деятельное участие.

Веселков во дворе колол чурки. В этом деле он был мастак. Высоко взмахнув топором, вонзал лезвие в чурку, и она с тихим хрустом распадалась надвое. Он ставил половину чурки, снова вонзал в нее лезвие, и чурка опять распадалась на две равные части.

– Здравствуйте, товарищ Веселков! – громко сказал Ваня.

Веселков опустил вскинутый над головою топор и быстро повернулся к молодежи. На вид ему было под пятьдесят. Румяный, с посеребренными сединой волосами, прилипшими к вспотевшему лбу, в распущенной рубахе с расстегнутым воротом, в сапогах с голенищами гармошкой, он окинул пришельцев быстрым взглядом живых карих глаз.

Вера объяснила, зачем они пришли. Тогда он бросил топор, рукавом рубахи обтер лицо, пригласил ребят сесть на ступеньках крыльца и сам присел рядом.

– Верно, – затянувшись цигаркой, сказал он. – Тот старик из-за бельма приметный. Живет на набережной, это точно, потому он при мне про рыбалку поминал. Говорил, от его дома до реки – рукой подать.

Так же, как и Еремеевна, Веселков живо заинтересовался поисками школьников.

– Кабы не на работу, сам с вами пошел бы. Ну, а на досуге, может, забежите, расскажете, как все будет?

Попрощались с Веселковым, пошли по направлению к набережной. Хотели свернуть в переулок, но вдруг услышали, что их кто-то окликает:

– Эй, ребята, постойте!

По дороге, припадая на правую ногу, в распахнутом пальто ковыляла Еремеевна. Ваня побежал ей навстречу.

– Вы уж назад как пойдете, загляните ко мне, обскажите, что и как, – с придыханием произнесла она.

– Обязательно зайдем, – широко улыбаясь, обещал Ваня.

Саша остановилась, поджидая Ваню, а Вера, помахивая подобранным где-то прутом, шла далеко впереди, напевая и думая о чем-то своем.

Ваня подошел к Саше.

– Так почему же человек одинок? – спросил он, приостанавливаясь и сверху вниз внимательно глядя на ее лицо с коротким, немного вздернутым носиком, с чуть уловимыми, изменчивыми красками на щеках: то ли от смущения, то ли от радости.

С тех пор как Саша бросила эту фразу, прошла долгая ночь и утро. Но Саша сейчас же вспомнила свои слова и удивилась, что Ваня не забыл их. Удивилась, потому что была еще слишком молода и неопытна, чтобы понять, что вот такие невзначай брошенные фразы запоминает только истинный друг, тот, кого интересует каждое ее слово, всякое движение души, любой оттенок настроения.

– Ты и Вера не поняли меня. И никто не понимает, не хочет, чтобы я стала артисткой. Я говорила от души, а ты и Вера смеялись…

– Сашенька, – растерянно сказал Ваня, – честное слово…

Но тут они поравнялись с Верой. Она сказала:

– Вот набережная. И совсем небольшая. Можно обойти все дворы.

Вера взглянула на Ваню, на Сашу, заметила ее пылающие щеки и поняла: у них что-то случилось.

Старик с бельмом на глазу неожиданно отыскался безо всяких трудностей. Он в это раннее утро рыбачил на Оби. Сидел на бревне, закинув удочку в воду, неподвижно и напряженно приглядываясь к поплавку.

Вера подошла к нему слева.

– Доброе утро, дедушка, – вежливо, но громко сказала она, стараясь заглянуть ему в лицо и увидеть бельмо. Но старик, не отрывая взгляда от поплавка, зашикал, зашипел, замотал головой.

Вера отступила и, собравшись с духом, заглянула в лицо старика с правой стороны. Он смерил наглую девчонку злым взглядом, и та опять отскочила, но уже обрадованная: правый глаз старика покрывало бельмо.

Решили подождать, пока старик закончит свое занятие, и все трое уселись под яром на бревне. Сидели и не сводили глаз с маленького поплавка, спокойно лежавшего на воде. Рыбалка была неудачной. Несколько раз старик проворно вытаскивал из воды удочку, но рыбы на крючке не было.

Очень хотелось есть, клонило в сон, и Ваня не выдержал:

– Пойду попробую поговорить.

Он нерешительно подошел к старику.

– Что, дедушка, не клюет? – с сочувствием спросил он и тут же попятился назад: морщинистая шея старика покраснела, он угрожающе стал размахивать свободной рукой – незнакомцу следовало немедленно исчезнуть.