Агния Кузнецова (Маркова) - Свет-трава

Но он опустил ее руку и молча отступил. Сердце ее дрогнуло, она пошла к двери.

– Мария Владимировна! – позвал ее Никита Кириллович и, может быть неожиданно для себя, сказал: – Машенька!

Она остановилась в дверях и почувствовала, что ему почему-то трудно сказать ей о своей любви. Она подумала: «Это же условность, ждать признания от него первого».

Она оглянулась и увидела его сияющие глаза.

Потом она не могла вспомнить, что сказала ему. Он несмело обнял ее и неуверенно поцеловал. С этой минуты время в ее сознании остановилось. Но маленькая стрелка стенных часов со сказочной скоростью бежала к десяти. Маша со страхом смотрела на нее и… не могла уйти.

Второй день Банщиков был дома. На рыболовецком стане за него остался Пантелей Соркин.

Никита Кириллович работал над заданием, присланным институтом. С рассвета он сидел над учебниками у распахнутого окна, исписал несколько страниц тетради разборчивым, как у школьника, почерком.

К полудню он почувствовал, что устал, и начал ходить по комнате. Он думал о Маше, вспоминал разговоры и встречи с ней.

Первый раз он увидел ее в больнице у своей постели. Он обратил на нее внимание только как на врача. Потом он стал приглядываться к Маше, и она поразила его своей серьезностью и скромностью.

Теперь он постоянно думал о ней, вспоминал ее слова, движения, голос.

Кто-то стукнул дверью в сенях, и от неожиданности Никита Кириллович вздрогнул.

Вошла Катя, разносящая письма, завитая, в нарядном пестром платье, в новых туфлях.

– Здравствуйте, Никита Кириллович! – сказала она, игриво поглядывая на него.

– Здравствуйте, Катюша! – ответил Никита Кириллович. – С какими вестями пришла?

– Уж если почтарь, так обязательно с вестями? А может, просто так пришла?

– Ну, просто так ко мне ходить неинтересно. Человек я скучный. Времени на разговоры у меня нет.

Он сел и уткнулся в книгу.

– В самом деле, с вами не разговоришься! – Катя обидчиво скривила губы. – Иван Иванович звали вас. Из Гречишного представители приехали.

Катя помолчала.

– Еще Марию Владимировну звали, только они передать велели, что не могут из больницы отлучиться.

– Ты давно была у нее, Катя? – откладывая в сторону книгу и оживляясь, спросил Никита Кириллович.

– Только оттуда… Я пойду, Никита Кириллович, – все еще медлила уходить Катя. – Домой я на обед побежала, вот и зашла к вам.

Катя неохотно вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Сегодня в клубе танцы! Вы хоть бы раз заглянули! – с озорством крикнула она в окно.

Никите Кирилловичу не хотелось отрываться от работы, и он не спеша надел белую косоворотку и накинул на плечи пиджак.

Проходя мимо больницы, он через палисадник увидел Машу. Она стояла на крыльце с какой-то женщиной, взбалтывала бутылочку с лекарством и, прищурив глаза, рассматривала ее на свет.

Маша заметила Никиту Кирилловича, подняла руку и приветливо помахала ему. Никита Кириллович с большим трудом сдержал себя от желания подойти к ней.

– Да ведь работает, работает человек! – вслух сказал он сам себе.

Оттого, что он встретил Машу, ему стало радостно, и он подумал о ней с такой нежностью, на какую только был способен человек, полюбивший впервые и по-настоящему: «Солнышко! Свет от тебя и тепло!»

Он шел, то и дело оглядываясь. Черемуховые кусты скрыли Машу, и лишь сквозь зеленую листву проглядывала ослепительная белизна ее косынки.

В сельсовете Никиту Кирилловича давно уже ждали. В накуренной комнате дымили трубками Иван Иванович и председатель колхоза Семи Братьев Кузьма Капитонович. Тут же сидела Наседкина – председатель колхоза в Гречишном.

– Ну и надымили! – закрутил головой Никита Кириллович. – Ты тоже, Анна Алексеевна, помогаешь, – указал он на потухшую папиросу, зажатую в пальцах Наседкиной. – Тебе как-то и не подходит!

– Да я так, Никита Кириллович, балуюсь, – певучим голосом проговорила Наседкина.

Никита Кириллович с юности знал Наседкину. Несколько лет работала она секретарем райкома комсомола, а потом уехала учиться в сельскохозяйственный институт и после его окончания вернулась в свой район.

Наседкина была маленькая худенькая женщина с загорелым узким лицом и застенчивыми синими глазами. По внешнему облику она походила скорей на учительницу начальной школы. Но Никита Кириллович знал, что Наседкина только с виду такая тихая и робкая. По всему району шла молва: Наседкина человек крутого характера и за что возьмется – работа кипит у нее. Колхоз в Гречишном, в котором третий год председательствовала она, был лучшим в районе.

Никита Кириллович подал руку Наседкиной, и та крепко, по-мужски, сжала ее в своей руке.

«Ого, как стиснула! Недаром говорят, что руки у нее до всякого дела цепкие», – отметил про себя Никита Кириллович. Он сел рядом с Наседкиной, посмотрел на Ивана Ивановича и Кузьму Капитоновича и подумал: «Кому из них я потребовался? Уж не Наседкиной ли? С какой бы стати?»

– Сенокос у нас нынче по плану идет, Анна Алексеевна, – продолжал Кузьма Капитонович разговор, прерванный приходом Банщикова.

Полному, медлительному в движениях Кузьме Капитоновичу всегда было жарко. Он то и дело вытирал платком широкое красное лицо.

– В прошлом году скосил ты тоже вовремя, а со стогованием крепко задержался, – вставила Наседкина.

– Да ты вспомни, Анна Алексеевна, какое ненастье стояло! – с обидой в голосе воскликнул Кузьма Капитонович.

– Ну, а нынче как? Прогноз, Кузьма Капитонович, на вторую половину месяца – на дожди, – не унималась Наседкина.

– Нынче, хоть и ненастье прихватит, с кормами будем. Для сушки сена вешала и шатры соорудили. На Матвеевом лугу ремонтную базу оборудовали, – с самодовольной усмешкой рассказывал Кузьма Капитонович.

– У других все это давно есть, – сказала Наседкина.

– Чего, Анна Алексеевна, скромничать? Не у других, а у вас, – польстил Наседкиной Иван Иванович.

– А я ведь к тебе, Никита Кириллович, – пересаживаясь на стул, стоявший напротив Банщикова, сказала Наседкина. – Прослышали мы, что ты деревенское болото надумал затопить и рыб развести в новом озере. А у нас в новых водоемах большая нужда.

– Вот что, соседка, – посмеиваясь и ерзая на стуле, сказал Кузьма Капитонович, – давай так сговоримся: мы тебе все наши подсчеты откроем, покажем все, что твоя душа пожелает. А ты все же нам по-доброму отдай нынче излишки сенокосов. Девичьи луга твои почти у нашей деревни. Поставки ты с лихвой выполняешь. Этакие просторы вокруг тебя. А у нас тайга непролазная. Райисполком пойдет на это дело.

Иван Иванович лукаво подмигнул Никите Кирилловичу и перевел взгляд на Наседкину.

– А ты приезжай завтра, Кузьма Капитонович, в Гречишное, посоветуемся там с народом, подсчитаем излишки – и, в чем можем, пойдем навстречу, – сказала Наседкина и посмотрела на Банщикова.