Лев Правдин - Океан Бурь. Книга первая

А Капитон оглянулся с таким видом, словно поджидал Володю, зная, что тот сейчас выйдет. Задыхаясь больше, чем всегда, он спросил:

— Ваську не видел?

— Видел, ну и что?

— Где он?

— А зачем?

— Где видел?

— Видел…

— И больше не увидишь. У нас теперь другая наука начнется. Сам учить буду.

Володе показалось, что сразу потемнело сияющее праздничное небо.

— Только посмей! — выкрикнул он и пошел прямо на Капитона.

А тот, большой, жирный, покачнулся и захрипел:

— Ох, отойди ты сейчас от меня… ох, лучше отойди…

— Как же, — отрывисто дыша, с ненавистью сказал Володя и твердо сел рядом.

— Ух-х ты! — яростно выдохнул Капитон. Он вскочил с места и жирными кулаками сильно ударил по скамейке.

Володя даже не пошевелился. Он сейчас ничего не боялся. Он был полон той победоносной, упрямой решимости, которая всегда помогала ему в трудную минуту.

— Уйди отсюда! — прошептал Володя.

— Убью!

Володя спросил, суживая глаза:

— Кого? Вечканова? Я — сучок дубовый!

— Ух-х ты какой, ух какой! — захрипел Капитон, отступая к своим воротам.

Когда Володя вернулся под навес, там по-прежнему было тихо и особенно темно после ослепительного блеска снега.

Володя призывно свистнул. Ответа не последовало.

— Васька, это я! — позвал он.

И снова не получил ответа. В сумраке пахло прелым деревом и кроликами. Володя тоскливо и зло еще раз позвал:

— Васька!

Хотя для него было совершенно ясно: кричи не кричи — все равно никто не отзовется. Не видать ему больше Васькиных золотистых веснушек, не слыхать шепелявого голоса, которым тот говорил в пьесах. Да и самой пьесы никто теперь не увидит: без Васьки — какой же может быть спектакль?

Вот так и получилось, несмотря на все старания взрослых. А может быть, получилось бы лучше, если бы они так не старались. Может быть, надо было бы собраться всем ребятам да рассказать взрослым, как их ловко обманывает Капитон. Неужели сами-то они ничего не видят? Неужели нет на свете такого человека, умного и решительного, друга-товарища, который бы все сразу понял и кинулся бы на помощь?

Так думал Володя, стоя под навесом и вытирая озябшими ладонями горячие мальчишеские слезы.

А Васька сначала просто летел по улицам без оглядки, ничуть он не сомневался в том, что если Капитон его догонит, то непременно убьет. Отдышался только в трамвае, уносившем его в сторону вокзала. Это он успел сообразить. Он даже впервые за всю свою жизнь потратил три копейки на билет, опасаясь столкновения с кондукторшей.

Еще было совсем светло, а вокзал уже сиял огнями. Это смутило Ваську — как бы его не заметили при таком-то освещении. Он осторожно пробрался в огромный зал. Тут было тепло и так людно, что он немного успокоился. Огляделся, чтобы хоть понять, куда идут люди, но оказалось, что понять этого нет никакой возможности. Шли кто куда. Многие вообще никуда не шли, а стояли в очередях, в кассы или к буфету. Некоторые разглядывали огромные расписания поездов, а некоторые ничего не делали, а просто сидели или лежали на широких диванах. Васька сообразил, что именно здесь, в зале ожидания, и есть то самое место, где никто не обратит на него внимания.

Он забился в дальний угол, тут отыскалось подходящее местечко между диваном и стенкой. Можно посидеть на полу и без помех все обдумать.

Только начал думать, куда ему теперь направиться, как вспомнил, что еще ничего не ел с самого утра. Деньги у него были — те, что Тая дала ему из своей копилки. Человек он был осторожный и тогда же зашил их в подкладку пальто. Достал, пятерку и отправился разыскивать буфет.

Так началась его самостоятельная жизнь, требующая обдуманных действий. Это для Васьки явилось такой ошеломляющей новостью, что он даже перестал жевать.

Раньше, все было ясно — что делать, куда пойти. А сейчас он даже не знал, с чего начать, с кем посоветоваться. Он нисколько не боялся людей, но и не очень им доверял. И он сразу сообразил, что мальчишка, в одиночестве гуляющий по вокзалу, обязательно заинтересует взрослых. Это не на базаре, где у каждого свое дело и на мальчишек не обращают внимания. А пассажиры — народ прежде всего любопытствующий. На этом Васька чуть было и не погорел.

Эту пассажирку в черной меховой шубке он даже не сразу и заметил. Сидит в самом дальнем конце дивана и читает «Огонек» так внимательно, будто не в зале ожидания, а у себя дома.

Как раз это Ваське и надо. Он стоял тут же и спокойно доедал бутерброд с колбасой. И вдруг услыхал:

— А ты смотри, не подавись…

Он и в самом деле чуть не подавился от неожиданности.

— Зачем же ты стоя ешь? Садись. — Она убрала свой маленький чемоданчик, поставив его на большой, и повторила: — Да садись же.

Заглатывая непрожеванный кусок, Васька невнятно пробормотал:

— Чего там, постою… — А сам подумал: «Не смыться ли? Нет, поймают, народу хоть и много, а тесноты нет. Поймают».

Осторожно присев на самый краешек, покосился на свою собеседницу. Вроде ничего плохого она не думает. Красивенькая. Из-под розовой вязаной шапочки выглядывают темные блестящие завитки волос, а щеки такие розовые, чистые, румяные, ну просто — кукла. В школе так бы и прозвали — «кукла».

Обмахиваясь «Огоньком», как веером, она спросила:

— Куда же ты, мальчик, едешь?

Этот вопрос еще не был продуман, но Васька уже слегка осмелел и бойкой базарной скороговоркой ответил:

— В Крым-пески-туманы-горы…

Она рассмеялась открыто и весело, как девчонка.

— Смешной ты какой-то!

— Я — веселый, — совсем осмелел Васька. — Охота мне в теплых странах пожить.

— Ты беспризорный?

— Нет. Я — самостоятельный.

— Какой же ты самостоятельный? Сам не знаешь, куда едешь. Вот мы с мужем, например, едем на Кавказ. А ты неизвестно куда.

— А там цирк есть?

— Не знаю. Я еще никогда не бывала на Кавказе, наверное, где-нибудь есть.

Васька представлял себе Кавказ, Крым-пески и вообще все «теплые страны» только по халтурным Капитоновым коврам. Там было все: синее море, пальмы с листьями, похожими на искривленные гребенки, толстые красавицы в прозрачных голубых и розовых платьях, а иногда и вовсе без платьев.

— В Теплом городе есть цирк, — сказала «кукла». — Это я знаю. Очень хорошо знаю.

Она почему-то нахмурилась и вздохнула, но Васька не обратил на это никакого внимания. Он пылко заявил:

— Ну вот я и поеду в Теплый город.

— А для чего тебе цирк? — спросила она.

— В артисты поступлю.

— Да ты же еще маленький.

— Ну, тогда в обезьянки. Я способный, я все могу.

Она снова заливисто рассмеялась:

— Нет, ты определенно смешной. О господи, в обезьянки!

Но вдруг, перестав смеяться, она наклонилась к нему и таинственно спросила: