Андрей Черкасов - Человек находит себя

— Изрядно же вы, Татьяна Григорьевна, брачку наковыряли, — вкрадчивым голоском говорил Костылев, перебирая испорченные бруски. — Как это вам помогло, милейшая, а? Смотрите, бруски короче на одиннадцать миллиметриков.

— Я размеры давала по спецификации, — оправдывалась Таня, чувствуя, как лицо ее делается горячим.

— Не может быть, вы что-то путаете.

— Но я сейчас принесу ее вам.

Таня убежала в цеховую конторку, где в рабочем столе Костылева хранились все технические документы, и вернулась оттуда растерянная и взволнованная.

— Николай Иванович! Это… это не та спецификация. На той уголок был залит чернилами, а эта… Она составлена совсем недавно.

— Спецификация на этот шкаф у меня одна, — невозмутимо заявил Костылев, — другой никогда не было. — И снова неестественная улыбка появилась на его губах.

Таня опустила руки и села возле станка на свободный стеллаж. Она ничего не понимала. Ведь не приснилось же ей. По той спецификации она работала ужа несколько дней.

— Этого не может быть! — сказала Таня после нескольких минут раздумья. — Я найду ту… другую.

— Вы зря не волнуйтесь, — старался успокоить ее Костылев. — Ну ошиблись, ну с кем не бывает? А спецификации другой нет, это совершенно точно. Да вот, Шпульников на смену пришел. Ну-ка, подойди к нам, Кирилл Митрофаныч, — позвал он.

Шпульников подошел, по обыкновению почесывая небритую щеку. Посмотрев на лист с колонками размеров, он ответил на вопрос Костылева утвердительно: да, другой спецификации он никогда не видел.

…Ночью Таня не могла заснуть. Она лежала с открытыми глазами, устремив взгляд в окно. Ветер разгонял облака. Они обнажали далекое темное небо, усеянное звездами. Хотелось плакать, но Таня сдерживала слезы: «Нет, не реветь надо, а разобраться в этой невероятной путанице, — думала она, стараясь отогнать мысли о другом, о московском несчастье, вспоминать о котором строго себе запретила. — Здесь что-то не то, не то! Не может этого быть, чтобы я не умела работать! Шесть лет у станков… все через мои руки проходило, а тут? Нет, нет! Неправда! Только не раскисать, Татьяна, слышишь!»

Днем Таню вызвал Токарев. В его кабинете был Ярцев. По лицу директора Таня поняла, что разговор будет о вчерашнем браке, и не ошиблась.

— Ну, товарищ Озерцова, вы, помнится, просили участок потруднее. Что ж, хвастайтесь первыми доблестями!

— Мне нечем оправдываться, — тихо сказала Таня, — но я не виновата.

— Кто же, по-вашему, виноват?

— Обстановка.

— Трудна, не по силам?

— Непонятна!

— Чем же?

— Михаил Сергеевич, я сейчас ничего вам не могу объяснить, — чистосердечно призналась Таня, — я просто запуталась и не знаю, как разобраться во всем.

— Вот это заявление! — усмехнулся Токарев. — Кто же будет разбираться?

— Я обязательно разберусь, даю вам слово.

— А мне нужны не слова, а четкая работа смены, которую вы заваливаете. Пока разбираетесь, еще браку наделаете? Запомните, от вас мне нужна настоящая, инженерная организация дела. У вас есть опыт, и скидок не будет! Вы меня поняли?

— Да.

— Тогда можете идти… Да, вот еще, вы знаете, наверно, что по решению партийного собрания мы вводим на фабрике новый метод контроля? О рабочем взаимоконтроле что-нибудь слышали?.. Так вот, начнем это с вашей смены. Вы комсомолка?

— Да. С пятнадцати лет.

— Вот и хорошо! Кстати, как вам помогает Костылев?

Таня ответила не сразу. Она хотела рассказать, с чем столкнулась недавно, но промолчала, решив, что жаловаться пока не имеет права, возможно, во многом виновата сама. И потом, будет ли легче от того, что пожалуется?

— Начальник цеха все время занят, я мало обращалась к нему, — ответила Таня.

Когда она вышла, Ярцев сказал:

— Нельзя быть таким безжалостным, Михаил. Девушка попала в новую, непривычную обстановку, а ты сразу так строго.

— А что же я должен делать, по-твоему? Присматриваться? Миндальничать? Это не в моем характере! Я много работал с молодыми специалистами и убедился; чем больше спрашиваешь с них, тем лучше. Пусть знают, что диплом не пустая бумага и что обязанностей он накладывает в тысячу раз больше, чем дает прав. Моя тактика пока что всегда оправдывалась, это, так сказать, метод естественного отбора в производстве: стоящие будут настоящими инженерами, остальные сойдут с круга… А ты что, пожалел?

— Нет, просто подумал, что бы ты сказал, если бы какой-нибудь директор так разговаривал с твоей дочерью.

— При чем здесь моя дочь?

— А при том, что к любой строгости нужна хоть небольшая добавка отеческой теплоты. Мы с тобой людей растим.

— Мы их куем, — поправил Токарев, — а ковать — это штука не очень ласковая. Я сам боюсь легкой жизни и никому бы не пожелал ее, в том числе и собственной дочери. Удовлетворен? Вот подожди, я еще за Гречаника возьмусь. Пойми ты, дорогой мой секретарь, успех фабрики будет зависеть только от того, какую ответственность мы воспитаем в людях. «От ней все качества».

Токарев снял трубку внутреннего телефона и вызвал станочный цех.

— Алло? Разыщите Костылева и пошлите ко мне. — Положив трубку, он повернулся к Ярцеву:

— А говоря между нами, Мирон, мне кажется, что из этой девушки будет толк. В ней есть что-то деловое.

Пришел Костылев. Он подошел к директорскому столу, чуть склонив голову и метнув короткий настороженный взгляд на Ярцева, сидевшего в стороне.

— Николай Иванович, Озерцова за помощью к вам обращается? — спросил Токарев.

— А как же! И довольно часто, — ответил Костылев. — А что?

— И вы помогаете?

— По силе-возможности. — Начальник цеха не понимал, к чему клонит директор. Токарева он еще не успел как следует изучить.

— Мне хочется, чтобы «сил-возможностей» у вас было побольше. И делайте это, не дожидаясь, пока она обратится за помощью. Озерцова пробует все решать самостоятельно, но вы отвечаете за ее рост, поняли?

— Будет сделано, Михаил Сергеевич, — ответил Костылев, наклоняя голову.

Он ушел. Ярцев сосредоточенно смотрел на затворившуюся за ним дверь.

— Не нравится мне этот тип, Михаил, — проговорил он в раздумье.

— Ничего, лишь бы работал как следует, — ответил Токарев.

В этот день в фабричной столовой Таня встретила Валю Светлову. Они познакомились накануне, когда Валя принесла Алексею в цех обещанную книгу.

Валя сидела в стороне за дальним столиком и рассеянно доедала остывающий борщ. Таня заняла место напротив.

Кончив обедать, Валя не ушла. Она сидела, облокотясь на стол, и катала в пальцах шарик из хлебного мякиша. После первой встречи с Таней ей захотелось познакомиться с нею поближе, но она не знала, с чего начать разговор.

На столе не оказалось соли. Таня поискала глазами.