Андрей Черкасов - Человек находит себя

— На каком станке работали? — спросила Таня.

— На шестом фрезере, — неохотно ответил Илья и тут же подумал: «И чего спрашивает? Все равно ведь подручным быть».

— А еще раньше на каких? На строгальном, четырехстороннем работали?

— Не рабатывал… Да на что вам это? Тут в бумажке сказано: подручным за брак. Вот и ставьте подручным. Чего выспрашивать без толку? — Новиков отвернул лицо и потупился.

Таня заметила, как дернулись мышцы на его щеке, оттого что он с силой стиснул челюсти.

— Я вас и поставлю подручным, — сказала она, — а выспрашиваю потому, что на строгальном подручному тоже иногда приходится управлять станком. Интересуюсь, сможете ли.

— Смогу, да не буду, — угрюмо ответил Илья, — а то опять бра-ку на-по-рю!

В его словах слышалась досада, и Таня прекратила расспросы. «Не надо озлоблять понапрасну, посмотрим, что за человек».

— Хорошо. Становитесь в подручные к Шадрину, а там видно будет.

Новый метод контроля качества в станочном цехе прививался плохо. Особенно скверно обстояли дела в смене Шпульникова, хотя по милости Костылева нагрузка в ней была меньше, чем у Любченко и Озерцовой.

Шпульников все жаловался Костылеву, что его заела приемка готового, да и Сергей Сысоев теперь без всякой жалости возвращал детали даже с пустяковыми изъянами. Он совал в руки Шпульникову эталон и технические условия и приговаривал:

— Видел? Читал? Понял? Ну вот и все! Забирай и девай, куда хочешь.

На Сысоева не действовали теперь никакие уговоры и увещевания.

А плохо Шпульникову приходилось потому, что он занимался только приемкой готовых деталей, тех, которые прошли уже через все станки. От станочников он взаимного контроля не требовал. На эталоны махнул рукой с самого начала, проворчав себе под нос так, чтобы никто не слышал:

— Кто умеет, и без них сделает, а бракоделу эти игрушки все равно ни при чем.

Не мудрено, что в такой обстановке Нюрке Бокову и его друзьям жилось и работалось превосходно. Они «жали на рубли».

Однако в конце первой недели после совещания у директора, на котором Шпульникову пришлось туговато, позиции следовало экстренно пересматривать. Тогда-то и состоялся ночной и совершенно секретный разговор Шпульникова с Костылевым на квартире у начальника цеха, куда сменный мастер пришел в сумерках с заметно оттопыренными карманами, а ушел за полночь, стараясь держаться поближе к стенам и заборам и подолгу размышляя перед каждой канавой.

Появление боковской тройки в смене было для Тани неожиданным. Еще до гудка она увидела возле фрезерных станков, на которых постоянно работали девушки, трех парней. Один из них, широколицый, с неимоверно длинными губами, подошел к ней. Под его левым глазом тускло посвечивало серовато-зеленое пятно — след некогда обретенного синяка. Он улыбнулся правой половиной рта, прищурился и назвался:

— Боков. Мне сегодня какая работа будет, позвольте узнать?

— А вы откуда появились? — недоумевая, спросила Таня. — У меня тут девушки работают.

— Девок черти с маргарином съели, — с деланным огорчением ответил Боков и развел руками. — Ну, а мы здесь по распоряжению начальства. Закон и точка! Знакомьтесь! — сделав театральный жест, он указал на двух остальных парней. Вынул из кармана записку и подал Тане.

«По производственным соображениям в вашу смену переводятся фрезеровщики: Боков Юрий, Рябов Михаил, Зуев Николай. Станочницы… переведены в смену мастера Шпульникова». Внизу была подпись Костылева.

— Что за производственные соображения? — возмутилась Таня.

— Начальство больше знает, — пожал плечами Боков. _— Так чего мне фрезеровать?

Разыскивать Костылева было бесполезно. Смена уже началась, и отправить парней обратно значило бы «завалить» задание…

— Будете фрезеровать спинку к стулу, — сказала Таня.

Оттопырив губу, Боков свистнул:

— Не выйдет номер.

— Это почему? — спросила Таня.

— Заработок на этой детали плёвый, — пояснил Боков. — Я чего — уборщица вам, что ли? Давайте мне щиты или заднюю ножку к стулу. Шпульников мои пожелания всегда учитывал, и вы обеспечьте мне материальную заинтересованность. Закон и точка!

— Вот что, товарищ Боков, — раздельно и спокойно проговорила Таня, — или приступайте к работе, или можете уходить, справимся и без вас. Другой работы не будет. Вот вам и точка, и закон. Поняли?

Решительным жестом опустив сжатые кулаки в карманчики своего халата, Таня ушла к шипорезу. К Бокову «подплыли» его друзья.

— Ну как, Нюрка? Чего она поет? — обратился к Бокову Мишка Рябов, коренастый парень со смуглым лицом и огромным черным чубом, застилавшим весь лоб.

— Чего, чего! — передразнил Нюрка. — Поет натурально, как по нотам. Тоже мне инженерша! — Он сердито сплюнул и нехотя поплелся к своему фрезеру.

— Работы не дает, что ли? — поинтересовался третий из компании, Колька Зуев, худощавый и длинноносый, с маленькими свинцовыми глазками.

— Пес ее разберет, — недовольно отмахнулся Мишка, — жди вот теперь.

Однако ждать долго им не пришлось: работу получили все.

…В середине смены к Тане подбежала взволнованная Нюра Козырькова. Лицо у нее было в красных пятнах, волосы растрепались, вылезли из-под косынки.

— Татьяна Григорьевна, что же это, а? — скороговоркой начала она. — Это зачем же в смену-то нашу этих обормотов направили, а? Там с ними намаялись досыта, так нам надо, да?

— Что случилось, Нюра? Расскажи толком, помедленнее говори, — успокаивала ее Таня.

— Да то и случилось! Идемте скорее ко мне, посмотрите, чего мне от них на шипорез притащили! — продолжала Нюра.

— Так ты не принимай, если брак. А волноваться-то зачем?

— Как так зачем? — не успокаивалась Козырькова. — А на склад что вы-то сдавать станете? Я сказала Бокову, так он меня облаял всяко.

Добрая половина деталей, поданных к шипорезу от станков боковской тройки, действительно была браком.

— Что я дура, что ли, принимать дрова-то? — не унималась Нюра. — Вы же сами меня учили, вот… — Она, торопясь и роняя на пол то эталон, то тетрадочку с условиями обработки, то калибр, достала из шкафа все нужное. — Ну, глядите…

Таня и так видела, что детали испорчены. Она сдержала улыбку, любуясь, как ревностно Нюра выполняла свои дополнительные и новые обязанности контролера.

— Вот! И не буду зарезать! Я им сказала и эталон в глаза сунула, и условия вот эти — всё, — горячилась Нюра, — а Мишка Рябов мне эталон в нос ткнул. А Боков говорит: «плевал я на ваши порядки»… Вы еще не знаете, какой он вредный! А я все равно сказала: нет! и вот к вам пошла. Прими от них! А в получку только распишешься, и всё! Что я дура, что ли?

Таня привела к шипорезу всех троих. Боков покосился на эталон, пренебрежительно сморщил нос и махнул рукой: