Андрей Черкасов - Человек находит себя

Но Валя уже почти не слышала его. Она сидела, не допив свой традиционный стакан чаю, и думала совсем о другом, о том же, что и всю ночь позже, почти до утра. Она лежала в своей комнатке на кровати и смотрела на голубоватый прямоугольник окна.

«Вот бы мне на станок… к Алеше, — думала она. — Ничего бы не надо мне, лишь бы делу своему горячему научил! Лишь бы с ним быть… всегда…»

«Художественный поток» пустили в декабре. Раньше никак не удалось. Нужно было заключение филиала Торговой палаты по образцам мебели, а потом еще и последнее слово главного судьи — покупателя.

Пробную партию мебели увезли в Новогорск, в магазины. Быстро заполнялись книги для отзывов. Много интересного узнали Токарев, Гречаник и Илья Тимофеевич, объезжая магазины и прислушиваясь к разговорам.

На фабрике внимательно изучали все замечания — и хвалебные, и ругательные. Бесспорно, однако, было одно: первый опыт принес огромную радость. Не зря старались!

Полностью перейти на выпуск новой мебели фабрика пока не могла, и «художественный поток» все еще оставался не слишком большой бригадой. Но гарнитурный цех стал тесен, и бригаду, которая увеличилась теперь уже до сорока человек, перевели в новое помещение.

Щиты для сборной мебели делали теперь в общем фанеровочном цехе, а потом уже передавали в бригаду. Здесь начиналось самое главное. Двадцать дней щиты не уходили от полировщиц. Их полировали по нескольку раз, давая «отдохнуть», чтобы уплотнился и стал прочным прозрачный слой. Больше всех к отделке придирались Илья Тимофеевич и Гречаник, рассказывавший работницам, как полируют мебель итальянцы:

— Знаете, — говорил он, — в мастерских они делают только деревянную часть, а полировать мебель увозят — куда бы вы думали? — в море! Да, да! Не удивляйтесь, именно в море! Чистый, лишенный пыли, морской воздух позволяет сделать полировку исключительной!

Гречаник, еще никому не признаваясь, все больше убеждался в том, насколько удобна работа без браковщиков. Он почувствовал это впервые, увидев, как девушки возвращали на склад Сергею Сысоеву щиты, в которых обнаруживали хотя бы малейший недостаток, или как сборщики, подзывая кого-нибудь из полировщиц, спрашивали:

— Твоя работа?

— Моя, а что?

— Поры не затерла, вот что! А здесь прижгла, видишь? Бери и переделывай!

И приходилось переделывать.

Однако постоянные затруднения с контролем, возникавшие в станочном цехе, вызывали у Гречаника сомнение: приживется ли по-настоящему?

Пока «художественный поток» давал немного, но то новое, что с нетерпением и давно ожидалось, прочно входило теперь в жизнь фабрики.

Бывает так. Стоишь на берегу широкой реки. Над землей плывут низкие свинцовые облака. Дует напористый ветер. Вода в реке темная, местами желтовато-серая. Словно река нахмурилась, недовольная своей жизнью, своим движением. И от этого, когда смотришь на воду, почему-то вдруг становится холоднее, хотя воздух не такой уж и холодный.

Но вот в какой-то неприметный просвет среди облаков прорвался луч солнца, и вода зажглась, засверкала, словно улыбнулась тебе: «Ну что ты зябнешь и хмуришься? Смотри сюда, вот ведь я какая!» И ты уже чувствуешь на губах невольную улыбку и расстегиваешь ворот пальто — тебе вдруг стало теплее. Ты оглядываешься вокруг, хочется поделиться с кем-нибудь неожиданной радостью, неожиданным светом. Но рядом никого нет. «Как хорошо», говоришь ты и знаешь: то же самое сказали в эту минуту все, кто вместе с тобой увидел этот радостный свет. И если даже вскоре снова спрячется солнце, ты не огорчишься, ты знаешь теперь: все равно оно здесь, рядом. Оно всегда было и всегда будет, и нет на земле сил, которые смогли бы его погасить.

Осторожной пока, но светлой полосой входил «художественный поток» в жизнь фабрики. Кончалась смена, и повсюду только и слышалось: «Сколько дал сегодня „художественный“? Не слыхал, назначают туда еще кого?»

Илья Тимофеевич, обходя вечером цех, придирчиво оглядывал мебель и, теребя бородку, довольно произносил:

— Отрастают, видать, перышки-то. Полетит скоро!

— Алеша, можно вас на минутку? — позвала Валя проходившего мимо нее Алексея и остановила станок. — Не получается, вот смотрите, — сказала она, показывая испорченный брусок. — В четвертой цулаге конец все время скалывает.

Уже месяц работала Валя в цехе на карусельном станке, обучаясь искусству фрезеровщика. Случилось все это из-за предложения, которое Алексей в шутку сделал Егору Михайловичу. Для Вали оно оказалось толчком, которого недоставало, чтобы решиться. Но сперва зародилось сомнение: «Вдруг Алеша будет против, не доверит мне?» Несколько дней носила Валя это сомнение в себе. Наконец, не выдержала, пошла к Тане и рассказала ей о своем намерении.

— На твоем месте я решилась бы сразу, — ответила Таня. — Пиши заявление директору, Валя. Не ошибешься, слышишь? Пиши.

Валя сказала: «Ой!», несколько минут просидела в молчании, потом так же молча торопливо пожала Танину руку и убежала домой. Через день она написала заявление и, с душой, уходящей в пятки, пошла к Токареву. К ее удивлению, тот, не говоря ни слова, написал на уголке: «В отдел кадров: оформить перевод, подобрать замену». Через два дня Валя уже передавала библиотеку.

…Работала она пока еще под наблюдением Алексея, но тот все чаще стал поручать ей самостоятельную работу. Иногда дело не ладилось. Вот и сейчас…

Алексей повертел в руках протянутый Валей березовый брусок с отколотым концом, покачал головой.

— По виду — хитро, а по делу — пустяк, — сказал он, возвращая деталь. — Не глядя, скажу: упорная колодка у цулаги ослабла, вот и все. Посмотри и убедишься.

Валя потрогала колодку: та свободно двигалась под ослабевшей гайкой.

— Ясен вопрос? — улыбаясь, спросил Алексей.

— Как это я сама не догадалась, — растерянно проговорила Валя. — Месяц работаю, а все еще наполовину слепая.

— Привыкнешь, — успокоил Алексей, — только его, как живого, полюбить надо. Он положил руку на карусельный стол. — Закрепить колодку?

— Нет, нет, Алеша, я сама! — поспешно доставая ключ, ответила Валя.

Не делая попытки помочь или что-то еще подсказать, Алексей наблюдал, как она старательно выполняла его указание. Потом протянул руку: «Ну-ка дай ключ…» — Быстро проверил крепление, коротко сказал:

— Хорош!

Валя включила станок…

О намерении Вали перейти в цех Алексей узнал от Тани. Вначале он удивился. Подумал: получится ли, тут ведь надо, чтобы и слесарный инструмент кое-когда в руках побывал. Однако решил, что в конце концов Валя хоть слабенький, но инженер. «Есть же у нее, поди, соображение-то?» В тот же день он сказал Токареву: