Федор Панфёров - Бруски. Книга III

– Это ты, птицеводница? Вот казню я тебе за язык твой длинный какую придумал: пускай мухи тебя обгложут, – и столкнул Анчурку Кудеярову в яму.

Ее вскоре кто-то вытащил и развязал.

А к вечеру выкрали и Петра Кулькова. Он шел тропой, убегая к Синему озеру. На повороте к сосновому бору на него неожиданно наскочила Анчурка Кудеярова. Он ловким ударом сбил ее с ног, вскочил на нее верхом, стискивая горло. В это время из кустарника вывернулись Стеша и Феня. Стеша изо всей силы ударила его ручкой нагана по затылку. Очнулся он, уже стоя на ногах, с прикрученными назад руками.

– Я ведь, товарищи дорогие, – быстро, как ни в чем не бывало заговорил он, – я ведь выдавать иду. Все подготовлено к сдаче.

– Трогайся. – Стеша толкнула его, наводя в лицо дуло нагана. – Иди. Не нести же тебя, гадину такую.

– Выдавать иду. Выдавать.

– Эх, мерзавец какой! – произнесла, удивляясь, Стеша.

И той же тропой три женщины повели его в глубь лесов, по направлению к Полдомасову.

– Ага! – сказал Захар, встретив их. – Этого гуся нам и надо! Привяжите-ка его к трактору.

К тракторам уже были привязаны Илья Гурьянов, Яшка Чухляв и еще несколько человек, не известных Стеше. Они были привязаны к колесам так, что при первом движении трактора колеса должны были размять их спины острыми шипами. Только Яшка был привязан совсем по-иному: от его рук веревки тянулись к коленям, согнув его всего, а концы были прикручены к колесу трактора, и Яшка походил на подшибленного галчонка, кружащегося на привязи около кола. Недалеко от тракторов на поляне сидели никем, казалось, не охраняемые мужики. Эти были все те, кого поймали при бегстве из долины. Захар многих отпустил по домам, а этих отобрал, свел на поляну, и они сидели тут, опустив головы.

Стеша задохнулась, тело у нее окаменело, и она, напрягая силы, толчком рванула Петра Кулькова, злясь уже на себя. При виде Яшки в ней всегда поднимался страх, и в памяти вставали те дни, когда она целиком принадлежала ему – мужу Яшке Чухляву, когда он, пьяный, кем-то разобиженный, вваливался к ней в постель, и она начинала дрожать, жаться, боясь неудобным словом, ненужным движением распалить его, делая все мягко, подчиненно, несмотря на то что пьяный перегар был ей противен.

Вот и теперь в ней поднялся такой же страх – трусливый, похожий на страх побитой собачонки.

– Стешка! – позвал Яшка, моля глазами, глядя на нее снизу.

Привязывая Петра Кулькова, Стеша, растерявшись, прихлестнула к трактору и свою руку.

– Это ты к чему? – не догадавшись вначале, спросила Анчурка и, увидав неподалеку на привязи Яшку, спохватилась, не давая даже об этом знать Стеше: – Устала? Которую ночь уж не спишь. Мне ничего, я привычна: бывало, Петька мой загуляет неделю – неделю меня колотит… вот и привыкла не спать.

А Стеша, уже не в силах сдержать себя, обняла Анчурку и, глядя в ее глаза, вспомнила про свою дочку Аннушку. У Аннушки подбородок крутой, с разрезом, как у Яшки. У Аннушки на спине два родимых пятнышка, похожие на листики вишенника, такие же, как у Яшки. Вот она, Аннушка, маленькая, сидит на берегу Волги – меловом, ярком в своей белизне, залитом солнцем, а Стеша полощется в воде, зовет к себе Яшку. Ох, как прыгал он! Со всего разбегу, взмахнув вверх, он бултыхался в воду и, вынырнув, мчался к Стеше. Яшка! Отец! А теперь вон он – на привязи. Если бы его увидела Аннушка! Ах, Аннушка! Она закричала бы, всплеснула бы ручонками, кинулась бы к нему, стала бы просить, биться около него. Она ведь еще ничего не знает и поэтому всякий раз спрашивает Стешу: «А когда папа плиедет?»

– Чую… про жизнь окаянную жалеешь. Милая, Стешка… ты ее песком сотри, ежели она на памяти у тебя, – тихо проговорила Анчурка и, прижимая к себе Стешу, чуть приподняла ее.

– Стешка! – еще раз позвал Яшка.

– Не слышу. Не слышу, говорю. Ну! – Стеша шагнула к Яшке, выхватывая наган.

– Степанида Степановна, уйди-ка отсюда. Ступай, приляг маленько аль за другое дело возьмись, а семейные дела потом разберутся, – грубо вмешался Захар и отвел Стешу в сторону. – Нонче, через часок, поди, наступать будем. Вот к чему готовься, – и ласково погладил голову Стеши. – Тяжело? А там матерям, сыновьям, дочерям, поди-ка, ой, как тяжело. А он ведь, Яшка, стервец, первый дверь открыл, нож в спину воткнул.

– Знаю, – ответила Стеша. и убежала.

Общее наступление началось ровно в одиннадцать часов ночи.

Отряд Шлёнки залег со стороны Широкого Буерака, отрезав долину от большой дороги, а Захар Катаев стоял за горой Аякой, перегородив путь на Полдомасово. Помимо этого, самостоятельные, ни с кем не связанные группы разбросались в лесу, подстерегая беглецов из долины, и долина была оцеплена со всех сторон. Остался открытым только один путь – на Синее озеро, через разлив реки Алая. Река Алай тут разливалась по болотам, топям, озерам на десятки километров, и обычно к Синему озеру добирались только на лодках, и то не всякий: надо было знать водяные тропы, чтобы неожиданно не попасть в зыбь или заросшие водорослями омуты.

Шлёнка стянул коммунаров из коммуны «Бруски», актив колхозов, а Захар Катаев составил свои отряды из трактористов и из людей, которых силой затянули в долину. Они бежали к нему одиночками, пачками, он группировал их на стоянке, заставив агронома Борисова вести перепись, а печнику Якунину отобрал человек двадцать смельчаков, послав их на разведку и главным образом затем, чтобы поймать Маркела Быкова.

– Ваше дело, ребята, под командой товарища Якунина живым или мертвым словить и доставить этого шута горохового, – сказал он.

Агроном Борисов в течение этих дней не отставал от Захара. Он ходил за ним, моргал, пугался. Захар, стараясь подбодрить его, давал ему какую-либо работу, однако к тракторам не подпускал, чувствуя к нему недоверие.

Борисов все жаловался. Теперь ему трудно будет жить в Полдомасове, ибо полдомасовские мужики, узнав, что он был в отряде Захара Катаева, выживут его, и ему непременно придется удирать с опытной сельскохозяйственной станции. А этого делать ему вовсе не хочется: он в Полдомасове развел показательную пасеку.

– Скоро качать буду, Захар Вавилыч, приходите теплый мед пить.

– Экая тряпица! – Захар начинал уже злиться.

И вот ровно в одиннадцать часов от Кирилла было получено распоряжение – наступать.

Люди в долине под командой Маркела Быкова ровно в одиннадцать часов заслышали шум со стороны Широкого Буерака. Вначале всем показалось – в лесу, за горой, поднимается буря: шум несся приглушенно, ворчливо, как это бывает в лесу при приближении урагана. Но вскоре с гор яснее стали доноситься отдельные человеческие выкрики, потом выкрики слились в один гул, гул перехлестнул в громогласный гомон: казалось, тьма ночи раскрыла свою черную пасть и орет тысячеголосой глоткой… И всем стало ясно – со стороны Широкого Буерака по мелкому кустарнику с горы бегут люди.