Федор Гладков - Цемент

— Вы, товарищ предисполком, гоняетесь с молотком за блохами. Красная Армия била по целым антантам во имя большой идеи — социализма. Только этим был жив человек, на этом он рос и ковался заново. А ваши кусочки плодят дармоедов и потребителей. Что вы конкретно сделали для восстановления производства Ничего. Чем вы воодушевляли народ? Ничем. А ведь к этому мы подошли вплотную.

— И это я знаю не хуже вас, товарищ Чумалов. Мы об этом говорили на каждой партконференции, на съездах Советов и профсоюзов: производственные силы, экономический подъем республики, электрификация, кооперация и прочее. А где у нас реальные возможности?

— Такой вопрос, товарищ Бадьин, может задать только аполитичный спец, а не вы… За годы войны мы вытоптали все поля, а теперь их надо пахать. Пока не задымят трубы, мужик будет бандитом, а рабочий — босяком.

Бадьин усмехнулся, и глаза его похолодели от скуки.

— Подождем, товарищ Чумалов, что решит десятый съезд партии.

Этот рабочий настолько же упрям, насколько наивен и близорук Это — те демагоги, которые мешают нормальному ходу сложной работы по управлению краем. Одержимые мечтатели, они из образов будущего создают трескучую романтику настоящего, изъеденного разрухой.

Вошел высокий человек с портфелем, весь в желтой коже, от картуза до ботфорт, с рыхлым лицом скопца, с золотым пенсне на бабьем носу. Не здороваясь, он сел у стола, лицом к лицу с Глебом, и застыл в позе напряженного спокойствия. Он был похож на восковую фигуру из паноптикума: все подделано под живое, а сам — чучело.

— Слушай, Шрамм: что может предпринять совнархоз, если на днях будет поставлен вопрос о частичном пуске завода?

Медленно, бесстрастно, без всякого выражения, Шрамм механически сообщил:

— Совнархоз учел и сохранил все государственное имущество — от сложных машин до старой подковы. Мы не можем предпринимать ничего и нигде, если нет соответствующих предписаний. Но нашему аппарату приходится тратить дорогое время на борьбу со всякими проектами и предложениями, исходящими от разных предприятий и частных лиц. Люди не понимают, что совнархоз — не похоронное бюро.

— Согласен, Шрамм, но совнархозу предстоит заработать в ударном порядке. Из похоронного бюро он должен превратиться в предприимчивого хозяина.

На Шрамма слова Бадьина не произвели никакого впечатления.

— Совнархоз получает всякие задания и планы только от промбюро.

Бадьин откинулся на спинку стула и, оглядывая Шрамма с пренебрежительной усмешкой, повысил свой гулкий голос:

— Ты прячешься за спину промбюро, чтобы охолостить совнархоз. Из писаных твоих докладов видно, что ты развернул свою работу по линии учета и переучета. У тебя — бесчисленное множество отделов, и штаты — до двухсот человек, а творческой работы — нет. Какие у совнархоза предложения на ближайшее будущее относительно мастерских, заводов и предприятий?

Шрамм по-прежнему механически ответил:

— Совнархоз стоит на той точке зрения, что нужно прежде всего сохранить народное достояние и не допускать никаких сомнительных предприятий.

— Как у тебя работает райлес?

— Это меня не касается или, вернее, имеет косвенное касательство. Там есть свой аппарат, который находится только под моим контролем.

— Какие же у тебя есть данные о работе райлеса?

— Идут плановые заготовки в лесосеках.

— Доставка топлива на места?

— Совнархоз здесь ни при чем: это дело крайтопа.

— Ну, так вот что, Шрамм. Город, предместья и транспорт должны быть насыщены топливом до зимы. Необходимо немедленно пустить электростанцию завода и соорудить бремсберг на перевал.

— Это дело не мое, а промбюро. Прикажет промбюро — приступим к выполнению.

— Это дело наше, а не промбюро, и мы его выполним без санкции промбюро.

Впервые по лицу Шрамма легкой тенью прошла судорога, но глаза по-прежнему оставались стеклянными.

— Каковы наряды на жидкое топливо на долю завода?

— Наряды поступают неправильно. По отчетным данным — до тридцати процентов утечки. Из заводских запасов по нарядам, находящимся в резервуарах нефтеперегона, с разрешения промбюро приходится уделять некоторую часть паровым мельницам дополнительно к их нормам. Что касается электрификации завода и сооружения бремсберга, то это не входит в план настоящего года, утвержденный промбюро. Вопрос этот нужно предварительно передать в Госстрой и промышленный отдел для разработки и составления надлежащих смет.

Бадьин положил сжатые кулаки на стол.

— На предстоящем заседании экосо — твой доклад, Шрамм. Ты представишь план мероприятий насчет пуска завода по циклу подготовительных работ и по доставке дров.

Шрамм вздрогнул, но по-прежнему был непроницаем.

— Я должен снестись с промбюро и ждать директив.

Бадьин улыбнулся так же, как улыбнулся Борщию.

— А мы, товарищ Шрамм, сумеем оживить тебя и без чудесного вмешательства промбюро. Ты это имей в виду.

Глаза Шрамма налились злобой. Он молча ткнул пальцами в пенсне. Глеб выбил в пепельницу пепел из трубки, встал и переглянулся с Бадьиным. В этот момент они сразу сблизились. Улыбнувшись друг другу. Бледнея от острой вражды к Шрамму, Глеб прошелся раза два около него и крикнул запальчиво:

— Это ваше промбюро я посылаю к черту в затылок. Вы тут здорово развели волокиту и плесень. До чего завод докатили!.. И какой завод! Рабочих ворами сделали… Разлагали их систематически…

Шрамм смотрел на Глеба с испуганным удивлением. Этот военный слишком рьяно и не по праву покушается на его авторитет. Что ему нужно? Какие могут быть у него претензии к совнархозу? Их, крикливых прожектеров и демагогов, встречает Шрамм каждый день и привык ставить в рамки приличия. Неужели у этого нового, очевидно прибывшего откуда-то издалека, есть какие-то данные для удара по совнархозу?

Стараясь сохранить прежнюю непроницаемость, Шрамм сухо прервал Глеба:

— Я не имею чести вас знать и прошу не вмешиваться в дела учреждения, которое я возглавляю.

Глеб засмеялся.

— Вы — коммунист, товарищ Шрамм, а не имеете рабочей политики. Вы не нюхали ни пороху, ни рабочего пота. Начхать мне на вашу машину! У вас там целые полки крыс. Они здорово наточили зубы на советских хлебах. Но мы, уверяю вас, переловим их и передавим этих грызунов. Да и вам не поздоровится.

Шрамм встал и величественно вытянулся.

— Товарищ Бадьин, я требую призвать товарища к порядку.

Но Глеб, козырнув Бадьину, быстро пошел к двери.

…К Чибису! Никто так не нужен теперь, как товарищ Чибис.

В маленьком кабинете с открытым окном Глеб сел у стола напротив Чибиса. Лицо у Чибиса было бледное, но молодое и свежее. Он был хорошо выбрит.