Федор Гладков - Цемент

Клейст шел в совнархоз. И там встречали его так же почтительно и приветливо, как своего человека, и улыбались так же, как и в заводоуправлении, — загадочно, многозначительно, через золотые зубы, через пристальные намеки в глазах.

Так же важно и холодно он излагал цель своего прихода, и тут, как и в заводоуправлении, ему давали учтиво-официальные ответы сквозь дымку скрытой насмешки.

— Да, выполнение ваших смет задержано, Герман Германович: вероятно, они будут пересмотрены. Видите ли, мы не можем вопреки промбюро и главцементу… Пока нет соответствующих условий… Предсовнархоз, как сведущий и осмотрительный человек (а в глазах — пристальный игривый смех), ведет твердую линию… Шутить он не любит… Тут слишком все поспешно… Что скажет главцемент… Есть основания предполагать, что в промбюро и особенно в главцементе вся эта затея с заводом не встретит сочувствия… Мы ждем авторитетных указаний.

Клейст уже без техников и десятников бродил один по заводским корпусам, по рельсовым путям, подолгу осматривал пустынные площадки и постройки, разобранные механизмы, мусорные остатки прерванных работ и угрюмо бил палкой по камням, обломкам и брошенным материалам. И только один человек встречался ему в этих молчаливых прогулках — сторож Клепка, с бровями и бородой, как хлопья цемента.

Глеб приехал с задранным шлемом, весь грязный и мятый с дороги, но с прозрачными, будто вымытыми глазами. Он не зашел домой, а пронесся прямо на завод, пробыл там короткое время и, бледный от ярости, широко зашагал на бремсберг. Везде — пустота, сор и разлом, как в первые дни его приезда из армии.

Задыхаясь от бешенства, он бегом промчался в заводоуправление.

Опрятные спецы, оглушенные горластыми ругательствами, в изумлении и растерянности застыли на местах: кто шел — остановился, кто сидел — встал, кто писал — не поднял головы. Глеб с порога же начал глушить всех сплеча:

— Какая это дрянь, скажите мне, учинила это подлое дело?.. Я хари всем побью за это предательство… Где директор?.. Я сейчас всех мерзавцев отправлю в Чека за саботаж и контрреволюцию… Вы думали — меня нет, так можно вести старую тактику?.. Вы думали, что без меня ваш паршивый номер пройдет?.. Чертовы куклы, я вас всех посажу на аркан!..

Он бегал из комнаты в комнату, кого-то искал, никого не видел, швырял стулья, сметал бумаги со столов и толкал людей, которые стояли у него на дороге. Кукольно нежные машинистки испуганно корчились на стульях и прятали свои прически в клавиатуре.

А люди стояли и сидели немые от испуга и, когда он убегал от них, панически переглядывались и прикладывали ладони и бумаги ко рту.

Когда немного прошел бешеный порыв, Глеб бросил в одной из комнат шинель и сумку и ворвался в кабинет директора. С таким же тревожным изумлением, но стараясь быть спокойным, встретил его директор Мюллер, с серебряной щетиной на черепе, с серебряными стрижеными усиками, в золотом пенсне. Он встал и протянул ему руку через стол.

— Что это вы там расшумелись, товарищ Чумалов? Вы так ругаетесь, что лопаются стекла.

Глеб не сел и руки Мюллера не заметил. Стал боком к столу и с угрозой спросил:

— Кто распорядился прекратить работу на заводе?

Мюллер развел руками от покорного бессилия.

— Вы мне не ломайте дурака, а режьте прямо. Какая это скотина угробила всю работу на полном ходу?

Мюллер вздрогнул, сверкнул стеклами пенсне, и лицо его стало дряхлым и ржавым.

— Прежде всего, я просил бы вас, товарищ Чумалов, быть осторожнее в выражениях. Заводоуправление здесь ни при чем. Мы прекратили работу потому, что совнархоз не нашел возможным продолжать ремонт за отсутствием необходимых средств и без санкции высших хозяйственных органов.

— Дайте мне распоряжение совнархоза… Всю переписку… сейчас же! Снюхались с совнархозной шатией: думали, что за моей спиной удастся передернуть карту? Думали, что в промбюро меня отошьют, а вам под горячую руку будет удача? Шалите, голуби, я вас здорово посажу под колпак.

— Какие же у вас основания, товарищ Чумалов, возводить на нас такие тяжелые обвинения? Я протестую самым категорическим образом: вы необдуманно говорите оскорбительные вещи. Мы же не маленькие дети: мы не можем выходить из пределов инструкций и предписаний, исходящих сверху. Мы были устранены от участия в этих событиях: все склады опечатаны совнархозом, все документы изъяты из дел представителем совнархоза… Будьте любезны устраивать скандал не нам, а совнархозу.

Глеб повернулся к Мюллеру и ткнул кулаком в стол.

— Вы мне, пожалуйста, не заливайте ерунды. Я великолепно знаю все ваши махинации, Вы, друзья, забыли дело с райлесом. Вы узнаете на своей шкуре, как стреляют прохвостов. Вы меня принимали за дурака и водили за нос, а я вам буду ломать башки и ребра. Имейте в виду, что с утра рабочие приступают к работам. Ремонт должен быть закончен через два месяца, а с осени завод будет на полном ходу. Поняли?

Мюллер пожал плечами, смущенно улыбнулся и хотел что-то сказать, но подавился сухим языком.

На площадке около завкома толпились рабочие, сутуло трудились в кучки в бездельной скуке, сидели в холодке на земле у стены, выходили и входили в двери. Курили. Гуторили разноголосо и хохотали. Громада стоял на высоком крыльце, в открытых дверях конторы, размахивал костлявыми кулаками и надрывался от чахоточного возбуждения.

— Как есть это, товарищи, временно, повинны мы, как рабочий класс, отнестись сознательно и так и дале… Мы ячейкой и собранием вынесли резолюцию, и как совпроф и профстрой есть наши родные организации, таким образом, мы всяко сумеем защитить наши интересы и дадим ход на предание ревтрибуналу…, и всякую нечисть и сукиных сынов пришьем…

Толпа волновалась, кричала и аплодировала.

И только Савчук, в драной рубахе, расталкивая людей, размахивая руками, кричал как оглашенный:

— Бить их надо идоловых душ. Почему лимоните? Терпеть не могу…

Глеб сбежал по широкой бетонной лестнице вниз и сразу увяз в гуще пыльных и потных лиц, в криках, в бестолковщине…

— Вот он, Чумалов!.. Ах ты, барбос, сукинова сына!.. Хо, теперь он, вояка, покроет… Хо-хо, да черт же тебя унес на нашу голову в недобрый час…

А среди этих радостных выкриков — другие, угрюмые голоса:

— Как же это так, товарищ Чумалов? Ведь что же это такое?.. Этак ежели будем работать, так лучше к черту в зад…

— Шутки, что ли? Мы знаем, чьи это проделки…

— Ха, эти старые шкуродеры спят и видят царский режим…

— Хозяевов ждут, черти поганые…

— Да что там голову морочить… К ногтю их — и никаких гвоздей…

Обдавали махоркой, потом, и от тесноты и дыхания было угарно и душно. Глеб растолкал людей и поднялся на крыльцо к Громаде.