Пантелеймон Романов - Русь. Том I

— Расселись, что ли, там?

И, когда сзади ответили, что расселись, он попросил разрешения записать кредо отдельных групп.

Но тут посыпалось столько заявлений от желающих высказать свое кредо, независимо от партий, к которым они принадлежали, что Павел Иванович, бесплодно звонивший в колокольчик, оглянулся за помощью на Щербакова.

— Прошу не говорить всех разом. К порядку-у, — закричал злобно Щербаков, как пристав на пожаре, принявший команду от полицмейстера.

Но кому-то сзади, очевидно, нравилось производить беспорядок, и, как только начался шум от многих голосов, так оттуда послышалось дружное гуденье и топот ног.

— Ну, вот, черт их возьми! разве можно с таким народом что-нибудь делать? Орава какая-то, а не Общество!

— Звоните сильней в колокольчик-то, что вы там заснули! — кричали на председателя. И в то же время каждый из кричавших тянул руку и просил дать ему слово.

Павел Иванович, нахмурившись, стоял, очевидно, потерявшись, и оглянулся на стоявшего рядом помощника секретаря.

— Да что это их прорва какая, — сказал тот озадаченно, — надо записывать в очередь. Александр Павлович, записывайте вы!

— Сядьте на места! Слово получат только лидеры партий. Сказано вам, что лидеры только получают слово! Вы — лидер? — спрашивал раздраженно помощник секретаря у какого-то маленького дворянина, став перед ним с книжкой и загородив ему дорогу к столу, где Александр Павлович записывал в очередь.

— Я не лидер, но я не доверяю и хочу сам…

— Вот бестолочь-то! — говорили возмущенно со всех сторон.

Авенир от крика и беготни был весь мокрый и даже покрыл голову носовым платочком, смокшимся от поту.

Но что было самое трудное, так это заставить лидеровговорить по существу поставленного вопроса. Каждый пользовался вопросом, как предлогом к тому, чтобы высказать всю исключительную новизну и особенность своих убеждений, точно подозревая, что все втайне заинтересованы не вопросом, а личностью самого оратора и тем, что он носит в себе.

Когда слово взял Федюков, то разразился опять почти такой же скандал, как и в прошлый раз.

— Я не принадлежу ни к какой партии, — как-то нехотя встав и держась за спинку впереди стоящего стула, сказал Федюков с иронической усмешкой на слове партии. — Я не поддерживаю никакой группы, — продолжал он размеренно, с ударением на слове группа. — Я выступаю с критерием, быть может, далекого будущего…

— Поехал!.. слыхали уж десять раз!

— Ближе к делу! — раздались голоса.

— Я могу и хочу говорить только принципиально! — возразил заносчиво Федюков, повернувшись в ту сторону, откуда раздались восклицания. — И для меня существует только принцип, а это ваше дело для меня — вот… — Он поднял сложенные щепоткой пальцы и дунул на них.

— Что за безобразие! Потрудитесь не оскорблять собрания! — раздались голоса. — Председатель, что же вы смотрите? Призовите к порядку!

— Призываю вас к порядку! — строго сказал Павел Иванович и позвонил в колокольчик.

— Критиканы, вы не дело делать, а только языком трепать сюда забрались! — кричали с тех скамей, где сидели средней руки дворяне консервативного направления.

И что хуже всего, что оратор стал отвечать на отдельные выкрики с мест, и получилась ругань с личностями. А сзади, как всегда при всяком переполохе, сейчас же послышалось дружное гуденье. Очевидно, забравшиеся туда молодцы решили весело провести время.

— Короче говорите! — кричали все на ораторов. Но, как только кто-нибудь из кричавших сам добирался до ораторского столика, то тоже никак не мог остановиться. И все кричали уже на него.

Наконец приступили к голосованию по вопросу о цели Общества. И в результате голосования увидели, что никакой общей цели не получилось.

— Что же это такое? — говорили все, разводя руками, с удивлением переглядываясь.

Радикальная партия с Авениром во главе заявила, что она не согласна ни с чеми что, может быть, образует самостоятельное Общество с собственной целью, которую изложит вместе с программой в течении получаса, даже не выходя из зала.

Но тут все как-то невольно посмотрели на часы и закричали на них, чтобы они отстали со своим особым Обществом, что они все горла ободрали по их милости и все-таки толку не добились.

— Ага! — крикнули сзади, из партии Авенира, — не на овечек напали!

Наконец, когда уже все лидеры охрипли или высказались, поднялся князь Николай Александрович Левашев, своим тактом и выдержкой умевший сглаживать все острые углы, и, подождав несколько секунд, чтобы затихли, сказал:

— Господа!.. Как во всяком новом деле, в особенности при его организации, у нас было много шума. Но это, так сказать, доказывает нашу молодость, нашу свежесть, которая, благодаря своему бескорыстию и истинному желанию общего блага, не может выражать себя спокойно…

— Верно! — крикнул, вскочив, Авенир. — Хоть предводитель, а верно: «не может выражать себя спокойно!»

Щербаков погрозил ему выхваченным из рук Павла Ивановича колокольчиком, зажав его в кулак, чтобы он не звонил.

— Я только одного могу пожелать нашему молодому Обществу, — сказал, улыбаясь, предводитель, очевидно, перед готовящимся каламбуром, — чтобы вода наших слов претворилась в кипучее вино дела. — И он, поклонившись, сел.

По лицам пробежали улыбки, и все, почувствовав, что на этом можно поставить точку, поднялись со своих мест.

— Выпить бы теперь в самый раз, — сказал тихо Владимир Валентину.

Петруша, что-то давно уже сидевший с низко опущенной головой, при словах Владимира, точно спрыснутый живой водой, приоткрыл правый глаз и мутно осмотрелся, выпрямляясь на стуле.

— Ай, уж кончили? — спросил он у Валентина.

— Кончили, — сказал Валентин.

— Что ж скоро-то так?

Все, расстраивая стулья, вставали из-за стола; некоторые подходили к секретарскому столику и поглядывали на кипу листов протокола, как подходят рабочие к новой машине посмотреть, сколько они, благодаря ей, наработали.

— Много наговорили, Александр Павлович? — спросил Авенир.

— Пропасть, — отвечал Александр Павлович и хлопнул рукой по кипе листов.

— Главное, захватили сразу много. Я, голубчик, до того старался, что охрип и смокся весь, а то бы окургузили.

— Окургузили бы непременно, — сказал Александр Павлович, как всегда мило соглашаясь.

Павел Иванович вдруг вспомнил, что он забыл закрыть заседание. И, озабоченно-хмуро вернувшись с портфелем к своему месту, незаметно под сюртуком поддернул сзади свои широкие брюки и, нахмурившись, сказал:

— Объявляю заседание закрытым. Следующее заседание начинает конкретную работу в намеченном направлении.

— Браво! — крикнул Владимир и значительно подмигнул друзьям на дверь.