Пантелеймон Романов - Русь. Том I

— Вы мне перебили дорогу… — сказал вдруг Федюков, — но я на вас не сержусь и вас не виню. Я все понял… Проклятая жизнь и проклятая судьба! Почему она всегда непременно преследует того, кто выдается над общим уровнем? Всегда… В душе, здесь, — сказал он, распахнув борт пыльника и выглянув из-за капюшона на Митеньку, — целые миры, а в жизни у меня сплошная ерунда и чушь. Я скиталец. Скажите, куда мне приклонить голову и что мне делать? У меня нет никакого дела.

— А вы нигде не служите?

— Прежде служил. Но потом увидел, что не могу. Противно делать то дело, которое неизмеримо ниже нашего сознания. А все общественные дела именно таковы. Да и потом, что можно делать в такой стране, где существует правительство, подобное нашему? Как подумаешь, что это ему пойдет на пользу, так охватывает отвращение.

— Совершенно верно, — горячо согласился Митенька. — Я даже думаю, что с такими мыслями (а я придерживаюсь таких же мыслей) едва ли возможно участие в деятельности какого бы то ни былоправительства.

— Вот!.. — сказал Федюков, выставив из рукава указательный палец по направлению к Митеньке. — Я думал об этом, но боялся испугать вас крайностями.

— О, пожалуйста! — воскликнул Митенька. — Чем угодно можете испугать, только не крайностями.

— Вы честный и благородный человек, — сказал взволнованно Федюков, пожав Митеньке руку, как будто почувствовав к нему внезапную любовь.

У Митеньки тоже пробежало что-то вроде холодка и дрожи от внезапного чувства.

— И заметьте, — сказал опять Федюков, — чем личность глубже, тем жизнь вокруг нее отвратительнее и бестолковее. Я вам про себя скажу. Вот хоть дома у меня… Про обстановку я уж не говорю — грязь и беспорядок — это все чушь, поверхностное, внешнее. Но вы семейную жизнь возьмите: жена у меня старая, неинтересная, вечная зубная боль. И спросите, почему я на ней женился и бросил свою первую жену, своего ангела-хранителя? Не знаю. Ей-богу, не знаю! — сказал Федюков, подняв к сжатым плечам руки с выставленными к собеседнику ладонями и тряся отрицательно головой.

— Но почему же?… — спросил Митенька. Федюков, не отвечая и как бы не обращая внимания на вопрос Митеньки, продолжал смотреть на него.

— Рок!.. — сказал он вдруг неожиданно громко в лицо собеседнику и широко раскрыв при этом глаза. Потом, отстранившись, некоторое время молча смотрел на Митеньку, как бы изучая впечатление.

Митенька вздрогнул от неожиданно громкого голоса и, смутившись, не знал, что ответить.

— И вот теперь, судите сами, каковы у меня соотношения между моими внутренними и внешними условиями? Во внутренней жизни поднялся до высших вершин, черт ее знает куда! А рядом со мной грязь, жена с зубной болью, ревность к молодой няньке. Вот вам параллели. Да еще необходимость изворачиваться и добывать деньги.

Митенька невольно вспомнил, что Федюков должен ему сто рублей, обещал отдать на другой же день, а целый месяц и не заикается об этом. Потом вспомнил, что сам должен Житникову ровно столько же времени.

Федюков, опустив голову, сидел некоторое время в унылой неподвижности. Потом вдруг сказал убежденно и с сильным подъемом:

— Вы редкий человек.

Он, неизвестно из каких причин, почувствовал дружбу, почти любовь к Митеньке Воейкову.

— Только тогда и живешь, когда встречаешь таких людей, а ведь все остальные, — между нами, — такая дребедень… Я не сержусь на вас. Только, голубчик, будьте осторожнее с женщинами, они лгут во всем. А ее бойтесь больше всего. Это — сама хищность. Она вымотает из вас всю душу и бросит потом, даже не взглянув на вас.

У Митеньки было такое ощущение, что, если бы он не имел успеха у Ольги Петровны, Федюков не почувствовал бы к нему такого прилива дружбы и откровенности. И он, чувствуя свое превосходство и как бы боясь обидеть им Федюкова, с особенным вниманием и готовностью слушал его напутственные предупреждения относительно той женщины, у которой тот сам не имел успеха и теперь в порыве дружеских чувств уступал ее другому.

— Встретился с вами, и все вдруг всколыхнулось, что здесь заключено, — сказал Федюков, ударив себя по груди. — А вот и мои палестины. — Он показал из экипажа пальцем направо. Митенька Воейков увидел среди поля плоскую крышу дома с стеклянной вышкой. — Голубчик, заедемте ко мне. Познакомлю вас с женой. Она удивительный человек. Нет, вы не имеете права отказываться во имя того, о чем мы сейчас говорили. И это только начало: что успеешь сказать за один час дороги? Если бы вы знали, какой в душе праздник, когда встретишься с человеком, которому близко все твое самое сокровенное! Жена как будет рада. Вот наговоримся! А вот, кстати, и она стоит на балконе.

Федюков достал платок и помахал им. Стоявшая на балконе женщина с завязанной щекой ничем не ответила на это приветствие и скрылась.

Усадьба Федюкова стояла среди голого поля, подставляя свои бока всем четырем ветрам. В летний зной некуда было укрыться от солнца, которое немилосердно палило, зимой нельзя было пробраться через сугробы.

Это было тем более странно, что невдалеке была тенистая березовая роща и старый заросший пруд с торчавшими посредине почерневшими сваями. По объяснению самого Федюкова, он нарочно построил усадьбу не около старинного пруда и рощи, а среди голого поля потому, что терпеть не мог, как он выражался, «быть продолжателем» и пользоваться чужим наследием. А уж если начинать что-нибудь, так на чистом месте.

Дом был выстроен с широким размахом, из хорошего соснового леса, с просторными террасами на юг и на север. В нем было почти все окончено, только у парадного крыльца не было сделано соответствующего схода со львами, как задумано было Федюковым. Львов как-то не собрались выточить, и поэтому временно были положены две доски с прибитыми к ним планками, вроде того, как делается в строящихся домах и церквах, чтобы было по чему всходить каменщикам, таскающим кирпич, и чтобы ноги не ехали назад.

Да на вышке не было еще вставлено стекол, и ветер гулял и свистел там, как на колокольне. Так что, вместо приятного удовольствия от обозрения горизонта по вечерам, кухарка распорядилась вешать туда белье после стирки, да еще сюда же кто-то ухитрился определить выброшенные лукошки с хлопьями, в которых гусыни выводили гусенят.

По двору было разбросано много каких-то причудливых строений: высоких, с большими окнами, низких, плоских с маленькими полукруглыми окошечками, посаженными очень высоко, как делается в беговых конюшнях. Торчало несколько труб, похожих на фабричные. Все эти строения были расположены на большом друг от друга расстоянии. Все они должны были соединиться друг с другом аллеями, но не соединились.