Пантелеймон Романов - Русь. Том II

Самсонов, со своей полной, величественной фигурой, занимавший место в середине стола, потянулся пухлой рукой за графином и сам налил генералу Ноксу водки, рекомендуя её как лучшее средство против усталости.

Английский генерал учтиво слушал, наклонив набок голову, но с сомнением иностранца смотрел на наполнявшуюся рюмку.

— Приятный городок, — сказал Самсонов, когда все выпили, и он, утирая салфеткой усы, приглядывался к закускам.

— Ваше превосходительство, дальше будут ещё более приятные городки, из которых самый приятный — Берлин, — сказал сидевший против него старый полковник с казачьими длинными усами.

— Ну, до Берлина ещё далеко, а вот этот марш проделать бы как следует и, завернувшись левым плечом, опрокинуть противника на Ренненкампфа, — это было бы хорошо, — сказал Самсонов. — Нам генерал Орановский телеграфирует, чтобы мы реже меняли места расположения наших штабов.

— Им можно пожелать того же относительно директив, которые они нам шлют, — сказал генерал Постовский, осторожно водя ложкой по дну тарелки с прозрачным супом.

Вдруг все с удивлением подняли головы. В комнату вошёл поспешным шагом дежурный офицер. Он подошёл к Постовскому и подал ему какую-то записку.

Все, перестав есть и говорить, остановились глазами на клочке бумажки, который держал в руках генерал Постовский. Он, оставив свой суп, нахмурившись, пробегал бумажку глазами. Наконец он встал и, продолжая на ходу смотреть в бумажку, подошёл к тревожно ожидавшему Самсонову.

— Что такое? — спросил Самсонов, отодвигаясь со своим стулом от стола.

— Ваше превосходительство, командир Первого корпуса генерал Артамонов просит вас спешно подойти к аппарату.

Самсонов побледнел. Бросив смятую салфетку на стол и взяв машинально из рук Постовского бумажку, он вышел из комнаты.

Оставшиеся за столом тревожно переглянулись.

Первый корпус был на левом фланге Второй армии и прикрывал её собой. Так что все хорошо понимали, какое значение может иметь всякая неудача с этим корпусом: противник, сбив этот корпус, может прорваться к Нейденбургу и обойти армию с юга.

Мирное настроение было разбито. Все, потеряв нить разговора, ждали возвращения командующего.

Минут через десять он пришёл и, не садясь за стол, а только взявшись за спинку своего стула, некоторое время молчал, как бы собираясь с мыслями. Все тоже молча смотрели на него.

— Господа, — сказал командующий, нервно перебирая рукой слабо свисавший с его большого живота пояс, — господа, Первый корпус атакован двумя германскими дивизиями, и третья двигается ему во фланг со стороны Лаутенберга… Вы понимаете всё значение этого? Если мы будем продолжать движение центральными Тринадцатым и Пятнадцатым корпусами на север, то эта… эта новость с корпусом Артамонова грозит обходом всей армии.

Последовало напряжённое молчание.

— Дайте карту…

Поручик Кавершинский принёс и развернул на соседнем столе карту.

Все подошли к ней. Самсонов оперся толстым животом и локтем на стол, склонившись над картой.

— Ваше превосходительство, — сказал Постовский, — мы имеем возможность не прерывать движения центральных корпусов на север.

— Каким образом?

— Мы можем Первый корпус усилить Третьей гвардейской дивизией, Первой стрелковой бригадой, тяжёлым артиллерийским дивизионом и, если хотите, ещё Шестой и Пятнадцатой кавалерийскими дивизиями. Это вполне обеспечит нам стойкость фланга и даст возможность не нарушать первоначального плана движения.

Самсонов, не поднимаясь с локтя от карты и только повернув одутловатое, покрасневшее лицо к своему начальнику штаба, слушал его; потом, ничего не ответив, опять склонился над картой.

— Я мыслю себе так, — проговорил он наконец, — наш правый фланг — Шестой корпус — находится у Бишофсбурга, он идёт на Алленштейн для соединения с Тринадцатым корпусом, который, в свою очередь, соединится с Пятнадцатым, и мы, поворачивая теперь уже правым плечом, заходим во фланг противнику, который стремится прорвать Первый корпус и прорваться к Нейденбургу. Перерезав его корпуса, мы выводим свои корпуса на Млаву к югу.

Говоря это, командующий с лупой в руке карандашом проводил линии на карте. На последней точке карандаш сломался. Самсонов, вздрогнув, отбросил его на стол и тяжело выпрямился.

— Я считаю положение трудным. Это один из таких случаев, когда командующий посылает самый последний резерв своим корпусам — самого себя… Если положение не улучшится, пятнадцатого утром я выезжаю к месту сражения в Надрау к Тринадцатому и Пятнадцатому корпусам, чтобы лично руководить операциями.

Все опять сели за стол. Но настроение было уже сорвано. Командующий, очевидно, принуждая себя, кое-как досидел до конца обеда, потом ушёл к себе.

На другой день Самсонов отдал приказ Первому корпусу во что бы то ни стало держаться впереди Сольдау для обеспечения левого фланга армии, а Тринадцатому и Пятнадцатому корпусам вместо северного направления наступить на Лаутенберг, то есть на юго-запад.

И вместо захода левым плечом вперёд на север Вторая армия действительно делала неожиданный крутой поворот правым на юг.

А через час Самсонов имел сообщение об отступлении Первого корпуса.

Это отступление было весьма загадочного характера. В то время левый фланг корпуса очень успешно отражал атаки Второй германской дивизии, в русских войсках распространился слух о якобы данном приказе корпусного командира отступать, а наша Двадцать вторая дивизия стала отходить. Какой-то поручик Струзер будто бы услышал передачу этого приказания с телефонной станции.

К вечеру Первый корпус отступил даже южнее Сольдау. Генерал Артамонов доносил: «Связи все нарушены, потери огромны».

На рассвете 15 августа командующего армией разбудили. Получено было известие о непосредственной близости германцев к Нейденбургу.

Он испуганно поднялся на постели и, опустив ноги, некоторое время сидел неподвижно, потом с помощью денщика стал одеваться.

Вошёл, очевидно совсем не спавший, генерал Постовский. Самсонов в брюках и мотавшихся сзади подтяжках, широко расставив ноги, умывался над тазом, потом стал вытирать лицо и волосатую грудь мохнатым полотенцем.

Лицо командующего с седеющей, смятой от лежанья бородой было опухшее и с тем выражением, какое бывает, когда человека спешно разбудили и он не выспался и не пришёл ещё в себя.

— Распорядитесь о переезде в штаб Пятнадцатого корпуса, — сказал он хриплым голосом. — Главнокомандующему послать телеграмму… аппараты снять. Временно будем без связи, потому что противник может занять Нейденбург. Где же этот мерзавец со своей конницей? — сказал генерал, бросив полотенце на пол. — Он упустил их после Гумбинена и дал возможность опять собраться… Подлецы! Да, запросите опять Тринадцатый корпус, где витает Шестой. О нём ни слуху, ни духу.