Пантелеймон Романов - Русь. Том II

Даже в таком месте, как особняк Марианны — жены промышленника Стожарова, — эта катастрофа произвела впечатление, хотя и несколько своеобразное.

Марианна, которую Валентин назвал мадонной интеллектуального Петербурга, была полной противоположностью своему деловому мужу. Если тот занимался самыми реальными делами — своими заводами и фабриками, то она занималась самыми нереальными делами.

Посетители салона Марианны были люди, уставшие от реализма в искусстве и от позитивизма в философии. Гражданская струя и показ быта в искусстве были для них непереносимы. Политика была для них уже вовсе примитивна. Ею, по их мнению, могли заниматься только самые ограниченные люди, «люди двух измерений». Наука, копавшаяся в материи, была бессильна проникнуть в основные тайны жизни и духа. Бедная душа современного человека, поглощённая интересами политики и борьбы с низкими нуждами дня из-за хлеба, не могла быть предметом их познания, их искусства.

Таким образом, все пути жизни лежали перед этими людьми, как русла высохших рек. Многих это привело к потере ощущения жизни, а наиболее утончённые из них стали лелеять мысль о смерти и упиваться этой мыслью как возможностью последнего, сверхчувственного познания и преодоления власти материи.

Один из членов этого кружка, человек, близкий по духу к Марианне, ещё незадолго перед войной убеждал её «сделать шаг великого дерзания», проявить последнюю высшую волю над материей — покончить с собой, чтобы засвидетельствовать перед миром победу этой высшей воли, волю к смерти.

Марианна согласилась, и хотя срока выполнения не указала, но все её последователи смотрели на неё с трепетом благоговения, как на р е ш и в ш у ю с я. Они окружали её беззаветным обожанием и поклонением, в особенности утончённые девушки того типа, что считали простые и естественные отношения с мужчинами чем-то слишком примитивным и пошлым.

И вот теперь, когда уже казалось, что кроме смерти действительно ничего не могло быть достойного познания, война открыла этим людям новый мир.

Деятельность, сопряжённая с войной, не была направлена на низменные цели добывания хлеба и, будучи освящена кровью, стала возможна для членов салона Марианны, даже почтенна. Многих посетителей его ждала некоторая неожиданность в обстановке и направлении деятельности салона.

Писатель, не имевший успеха в кружке Лизы Бахметьевой и приехавший сюда как священник, лишившийся своего прихода, с первых же шагов остановился в высокой роскошной приёмной, прислушиваясь.

— Что это за шум? — спросил он с удивлением Марианну, которая сама вышла его встретить. Та бледно улыбнулась и сказала:

— Это шум жизни, который пришёл сюда благодаря смерти. Кольцо бытия смыкается. Из смерти рождается жизнь.

Большая гостиная, куда она ввела писателя, имела совсем необычный вид. Она вся была заставлена швейными машинками. Девушки — самые утончённые, с прозрачными тонкими руками и такими же тонкими, как бы просвечивающими насквозь лицами — сидели за машинками и шили солдатам из грубой холстины бельё, махорочные кисеты для отправки на фронт.

Из мужчин большинство было штатских, с той и н т е р е с н о й бледностью на лицах, которая говорила о культурной утончённости и рафинированности этих людей.

Но центром внимания женщин были два офицера, по-видимому, отправлявшиеся на фронт.

Оба они являлись полной противоположностью находившимся в гостиной мужчинам. Их блестящая военная выправка, круглые подбородки, уверенные жесты говорили об устойчивой психике и несокрушимом полнокровном здоровье.

Ещё несколько недель назад утончённо-интеллектуальное общество салона Марианны сочло бы для себя нелепым и оскорбительным общение с этими примитивными героями парадов и казарм. Но сейчас женщины смотрели на них с жадным вниманием, как на героев, достойных настоящего поклонения.

Вдруг дверь, ведущая на половину мужа Марианны, открылась, и оттуда выглянул полный, апоплексического вида мужчина с короткой шеей, набегавшей складкой на воротник, и с выдающимся вперёд животом.

Это был сам Родион Игнатьевич Стожаров, муж Марианны.

Он почти никогда не входил на половину жены, где собирались её друзья. Но будучи культурным промышленником с философским образованием, он как бы чувствовал за собой некоторую вину в том, что предпочёл высоким предметам более низкие (но более верные). И поэтому утончённо-интеллектуальная жизнь его жены как бы уравновешивала собою его слишком земную жизнь и давала его дому облагораживающий облик высшей культуры.

Он заглянул в гостиную с таким видом, с каким врач в белом халате перед началом приёма заглядывает в приёмную, чтобы узнать, достаточно ли набралось пациентов.

Марианна холодно посмотрела на мужа, и тот хотел было скрыться, но, увидев офицеров, вошёл в гостиную. С лёгким, как бы извиняющимся поклоном в сторону жены, он сел в кресло и, сложив на животе пухлые руки, стал по своей привычке вертеть большими пальцами.

Около рояля стоял офицер, облокотившись на крышку, и говорил с окружающими его девушками и дамами, как говорит знаменитый певец в перерыве концерта со своими поклонницами.

Разговор шёл о самсоновской катастрофе.

— В чём же всё-таки причина этого страшного поражения? — спросила известная поэтесса, маленькая женщина с густыми волосами.

— Причина в том, что у немцев широко развитая железнодорожная сеть и до последней канавки изученная местность, — сказал один из офицеров, — а у нас мало дорог, и люди запутались среди незнакомых лесов и болот.

Родион Игнатьевич, остановив свои пальцы и скептически выпятив нижнюю губу, покачал головой.

— На мой взгляд, причина лежит несколько глубже, — сказал он, глядя в пол. — Причиной поражения является пренебрежение правительства общественными силами, недоверие к ним. Бюрократия хочет справиться сама с делом снабжения армии, и вот первый результат…

И он поднял глаза на офицера.

Тот хотел что-то возразить, но Родион Игнатьевич, не обращая на него внимания, продолжал:

— Причина ещё в том, что у нас значительное количество людей, имеющих влияние на дела… не хочет победы Франции над Германией, потому что это угрожает самодержавию. Правительство верит больше им, чем обществу, и оно добьётся того, что от войны отвернутся и те, кто хотел бы приложить все силы к делу защиты родины.

Марианна молча, холодно слушала, опустив глаза, и только иногда с видимым раздражением взглядывала на большие пальцы мужа, который опять начал крутить ими.

Высказав свою мысль, Родион Игнатьевич встал, раздражённый общим молчанием, и ушёл на свою половину.

Несколько минут в гостиной была тишина.