Анатолий Иванов - Вечный зов. Том II

Поликарп Матвеевич Кружилин никогда до этого на квартире у Субботина не бывал и теперь с удивлением разглядывал неказистый, деревенского типа, домишко с чисто выбеленными стенами, невысоким потолком, на котором болтались обыкновенные электрические лампочки под металлическими абажурчиками. В доме было всего три небольшие комнатки, одна из них приспособлена под столовую, а вид из окна открывался прямо на овраг, на сверкающую внизу речушку. На стенах почти ничего не было, кроме портрета красивой, по виду крестьянской девушки с большими и тяжёлыми косами.

— Это жена, — сказал Субботин, когда Поликарп Матвеевич, бросив взгляд на портрет, невольно залюбовался им. — Была в нашем полку тогда санитаркой. Умерла в тридцать шестом году. — Он помолчал и прибавил: — Помнишь, ты приходил ко мне в обком… хотя постой, тогда крайком был, кажется? Ты пришёл ко мне злой и возмущённый, с жалобой, что тебя непонятно почему в управлении край-НКВД несколько дней держали?

— Помнишь… Такое не забывается, — сказал Кружилин.

— Вот, месяца за два до этого она умерла. У неё было всё тело штыками исколото в гражданскую. Родить ей после этого нельзя в общем-то было. Но она трёх сыновей родила. «Зачем, говорит, тогда мне жизнь? За что мы, Ваня, дрались-то с тобой?» Каждый раз была на краю смерти, но рожала, несмотря на запреты врачей.

О жене Субботин говорил негромко, слабый стариковский голос его подрагивал и прерывался от свежих, несостарившихся чувств. Говорил он, стоя спиной к Кружилину, глядя в окно.

— А вон там, на берегу, мы тогда подобрали с ней человек двадцать расстрелянных. Из-под снега откопали. В этом домике санрота остановилась, как мы Новониколаевск взяли. Я пришёл к жене на ночь, чаю решили вскипятить, она пошла за водой и наткнулась… Все трупы подобрали, а этих не заметили под снегом. Ну, а потом, после гражданской, решили тут и поселиться. Чем-то нравился ей этот домик. Тут всех сыновей мы и вырастили. Первый у нас родился ещё до революции, в шестнадцатом. Сейчас во флоте воюет, на Севере. Остальных она родила одного за другим в двадцать первом и двадцать втором. Торопилась. «Знаю, говорит, свои силы…» Младший, кажется, я говорил тебе, погиб в сорок первом…

— Говорил… — глухо сказал Кружилин, невольно вспомнив о Василии.

Субботин говорил о гибели младшего, но не было уже в живых и старшего сына, он не воевал уже на флоте, неделю назад Иван Михайлович получил на него похоронную и, нося её в кармане, продолжал говорить всем, что сын воюет. Он таким образом обманывал сознательно не других, а себя, и ему от этого было легче.

Не старая, лет под пятьдесят, женщина, сестра Субботина, внесла кипящий самовар, достала чашки, поставила сахарницу и две небольшие тарелки с нарезанной тонкими ломтиками колбасой и хлебом.

— Кушайте на здоровье, — сказала она и вышла.

Минут пять они пили чай молча. За столом Субботин показался Кружилину ещё более постаревшим, совсем дряхлым. Наверное, потому, что чашка, когда тот подносил её ко рту, подрагивала, и казалось, что Иван Михайлович вот-вот выронит её из рук или расплескает чай на скатерть. На бледных висках, прикрытых редкими белыми волосами, проступал пот, и Субботин стирал его ладонью.

— Да, гибнут наши сыновья, — вздохнул вдруг он по-старчески неглубоко и бессильно. Кивнул на окно, в которое недавно смотрел: — И тогда гибли. И позже будут… Дело, за которое мы бьёмся, великое, потому и битва тяжёлая. Как там Елизавета Никандровна, жена Антона?

Вопрос Субботин задал, казалось, без всякой связи с предыдущим, и потому он прозвучал для Кружилина неожиданно.

— Попросилась на работу вдруг она, — ответил Кружилин. — Я немножко удивился.

— Почему? — Субботин приподнял голову.

— Здоровья-то у неё… Ничего, говорит, здоровье стало получше. А сына, Юрия, попросила отправить в армию, на фронт. На днях уезжает.

В старческих глазах Субботина шевельнулся любопытный огонёк.

— Ну что же… В соответствии с её силами и подбери ей работу, — произнёс он.

— В библиотеку она попросилась.

Глядя на Кружилина, секретарь обкома едва двинул бровями, затем опустил взгляд, о чём-то задумался, будто старался что-то припомнить.

— А вообще разговор у меня с ней был… любопытный и нелёгкий.

— Да? Ну, и о чём же? — Субботин отхлебнул из чашки.

— О том, что якобы Полипов до Октября выдавал Антона Савельева царской охранке, а в период колчаковщины — белочешской контрразведке…

Иван Михайлович, глядя на Кружилина, медленно отодвинул от себя блюдце с чашкой.

— «И я, говорит, найду доказательства».

— Интересно… — всё глядя на Кружилина, но будто только самому себе сказал Субботин. Наконец опустил взгляд, помолчал. — В библиотеке там у вас, кажется, жена Полипова работает?

— Да. А что?

— Интересно, интересно, — опять будто про себя вымолвил Субботин. — Я недавно узнал, что эта самая жена Полипова дочь человека по фамилии Свиридов. А Свиридов… Был такой у нас в Томске, потом здесь, в Новониколаевске, матёрый провокатор. Потом стал следователем в белочешской контрразведке, жестоко истязал в своём застенке Лизу и Антона, их сына Юрку, которому тогда было лет шесть-семь…

— Да, Лиза мне и об этом рассказывала.

— А не странно ли, что дочь этого иуды стала женой Полипова?

Кружилин только пожал плечами.

— Полипов тоже в застенке у Свиридова этого сидел… А не был ли Пётр Петрович тогда единомышленником и помощником Свиридова? — снова спросил Субботин.

— Да это же… чудовищно, если так! — воскликнул Кружилин. — Нет, и в голове не укладывается.

— Не укладывается? — Субботин заговорил резко, торопливо, голос его наливался силой, всё старческое из облика Ивана Михайловича вдруг исчезло: — Мы с тобой, Поликарп Матвеевич, члены партии, взявшей силой оружия власть у эксплуататоров народа. — Он ещё дальше отодвинул пустую чашку, точно она его раздражала чем-то. — И я имею основания сказать, что мы преданные члены партии. Но я как-то задавал тебе вопрос: ясно ли мы себе отдаём отчёт и всегда ли ясно представляем, что революция не кончилась, что она продолжается? Забыл?

— Да нет… — шевельнулся Кружилин.

— Сейчас на дворе июль сорок третьего. Два десятка лет… всего лишь два десятка лет прошло с тех пор, как закончилась гражданская война. Ещё трупы наших бывших врагов не сгнили. Тела мёртвых врагов, — повторил безжалостно Субботин. — А живые как себя ведут? Я имею в виду сейчас не гитлеровцев, как ты понимаешь, а других… Сидят сложа руки и радуются нашим успехам? Или ты полагаешь, что живых, кроме фашистских солдат, уже нет?

— Нет, не полагаю. Но Полипов…

— Может быть, он не такой уж мерзавец, как Елизавета Никандровна предполагает. А может быть… В океане человеческом, в недрах людских всё перепутано. Ну да, может быть, ничего особенного в том и нет, что Полипов женат на дочери Свиридова. Просто так как-то и получилось. Мало ли чего не бывает. А может быть и такое, что ниточка далеко-о тянется. И неизвестно ещё, где её кончик…