Анатолий Иванов - Вечный зов. Том II

— А женское дело разведкой в тылу врага заниматься?

— Тогда была война, Ира.

— Сейчас войны нет… Но человек всегда с чем-нибудь воюет. Когда я стою на балконе, у меня голова кружится.

— Тем более я тебя не пущу!

— Мама! Ты же знаешь, я хорошая тебе дочь. Но здесь я не послушаюсь. Я хочу победить этот недостаток в себе и сделаю это. Зачем мне, чтобы голова кружилась?

Такая была она, Ирина, хрупкая светлоглазая девчонка. Она не хотела, чтобы у неё на высоте кружилась голова.

Весь мир она воспринимала удивлённо и восторженно, на каждого человека смотрела так, будто хотела спросить: а откуда ты, что с тобой было в прошлом, зачем ты живёшь сейчас и не знаешь ли, что с тобой станет в будущем?

Хотела, но не спрашивала, а у матери своей спросила давным-давно, будучи ещё школьницей:

— Мама, а кто мой папа? Почему мы живём одни?

Задав эти два вопроса, она поглядела на мать глазами совсем не детскими. Во взгляде её были и страх, и тоска, и предупреждение какое-то: правду, мол, только скажи, для меня очень важно знать эту правду, иначе я не знаю, зачем жить… И ещё в её глазах было ожидание какой-то радости.

— Ирочка, когда ты станешь немножко взрослей, я тебе всё расскажу о твоём папе, — сказала Ольга, поняв, что здесь обманывать дочь нельзя, что правда нужна ей как воздух. — Он был хорошим, твой папа.

— Почему был? Он умер?

— Не знаю, Ирочка. Он был на фронте. Может быть, он погиб, а может быть, жив… Я тебе расскажу всё о нём… и о своей жизни.

— Хорошо, мама. Я буду ждать.

Больше дочь ничего не спрашивала в течение многих лет, но Ольга чувствовала, что её обещание рассказать об отце она не забыла и ждала этого.

И в день окончания десятилетки рассказала дочери всё, не утаив даже самой маленькой подробности. Объяснила и то, почему она не вышла потом замуж.

Ирина выслушала всё молча, затем, отвернувшись к окну, долго стояла неподвижно, глядя на шумную улицу, полную жизни.

— Ты меня… осуждаешь, Ира? — нарушила наконец молчание Ольга Яковлевна.

— Нет, мама. — Она обернулась. — Тысячу раз нет… Сколько же тебе пришлось пережить!

Потом они обе долго плакали, а под конец Ирина сказала:

— Я стала взрослее теперь на целую жизнь!

На том они закончили и никогда к этому не возвращались больше, жили так, будто никакого разговора и не было. А нынешней весной Ирина сказала:

— Я хотела бы, мама… увидеть своего отца. Поедем в эту Шантару, в Сибирь. Ольга Яковлевна так и осела.

— Ты что?! Зачем мы будем ломать… ему и его семье жизнь?

— Я посмотрю на отца… хотя бы издали. Он и не узнает, не почувствует.

— Ира! Да, может быть, он там уже и не живёт!

— А мы узнаем, где он живёт. И туда поедем. Понимаешь, мама, очень мне это нужно!

Так они оказались в Шантаре.

На другой день Ольга Яковлевна проснулась и увидела, что кровать дочери пуста. Она не очень обеспокоилась, подумав, что Ирина вышла, видимо, погулять перед завтраком. Утро было ясным и весёлым, окна гостиничного номера проламывали полосы солнечного света.

Прошло несколько минут — дочь не возвращалась. Ольга Яковлевна умылась, привела себя в порядок. Дочери всё не было.

Ирина появилась через час. И прямо от порога проговорила:

— Мама! Я всё узнала. Отца в живых… Он погиб.

Ольга Яковлевна, вставшая при появлении дочери, медленно опустилась на кровать.

— Я это чувствовала, — произнесла она негромко. — От кого ты это узнала? Как?

— А я просто в райком партии зашла и спросила.

— Сумасшедшая!

— Здесь живёт его… жена, Наталья Александровна, и дочь, Елена. Моя сестра.

— Нет, ты положительно сошла с ума! — воскликнула Ольга Яковлевна. — И что… как ты о них… расспрашивала? Что говорила?

— Да успокойся, мама. Я же не сказала, что я дочь Семёна Савельева. Я представилась своей фамилией. А там, в райкоме, симпатичный такой дядечка со мной говорил, по имени Николай Кирьянович Инютин. «Простите, говорит, какая Алейникова? Дочь Якова Николаевича Алейникова, что ли?» — «Нет, говорю, это моя мама его дочь. Приёмная. А я её дочь. А сам Яков Николаевич погиб в сорок четвёртом на Буковине». Инютин этот долго не мог ничего понять… Он и сказал, что отец мой погиб. Кажется, в Норвегии, говорит.

— Как в Норвегии?! — вскричала Ольга Яковлевна. — Почему в Норвегии?

— Ах, мама, ну разве я знаю? Но это всё мне и нужно узнать… Больше того — я говорила с его женой по телефону. И пригласила её… и дочь её к нам в номер.

— Ирина! — простонала мучительно Ольга Яковлевна. — Ты же… ты же обещала только посмотреть издали!

— Да, на отца… Но его нет в живых.

— Что же теперь будет?!

Ирина решительно шагнула к матери, положила ей на плечи ладони.

— Ну что будет! Ничего не будет… Я ей просто сказала, что ты жила тогда в прифронтовой полосе, в этой деревне Лукашёвке, и случайно познакомилась с её мужем на рытье окопов… Как оно и было на самом деле. И что поэтому можешь рассказать кое-что о том времени… и о Семёне Фёдоровиче. Она хотела немедленно бежать к тебе. Но я попросила прийти вечером. Чтобы нам с тобой немного подготовиться… Всё будет хорошо, мама, откуда они могут догадаться? Я сказала, что приехали мы сюда просто поглядеть, где жил твой приёмный отец Яков Николаевич. Я соврала, что ты была замужем, а муж умер. Я же умная, мама, ты видишь, я всё предусмотрела.

Ирина сняла руки с плеч матери, прошлась по номеру, задумчиво глядя себе под ноги, тряхнула короткой стрижкой.

— И, кажется, мать его, моего отца, будет… И брат. Инютин этот сказал, что надо и матери Семёна Фёдоровича, и брату его о нашем приезде сообщить… Она живёт, как я поняла, где-то в колхозе.

— О-о! И мать?

— А брат у него поэт, сказал Инютин. И я, кажется, читала даже где-то его стихи. Только и в голову не пришло как-то… Мало ли Савельевых на земле.

— Ну, а если… а если ты похожа на его дочь, на свою сестру? — совсем потеряв голос, проговорила Ольга Яковлевна. — Что тогда будет? Ты подумала?

— Что ты, мама! Я на тебя похожа, — сказала Ирина. — И вот что, мама. Ты ж бесстрашная у меня разведчица. В таких была переплётах, а тут… Возьми себя в руки!

В руки себя Ольга Яковлевна взяла, но весь этот день, а особенно вечер были для неё нелёгкими.

Во-первых, встреча с женой и дочерью Семёна состоялась не в гостинице, а в их квартире.

Когда наступил условленный час, в дверь номера раздался негромкий стук, Ольга Яковлевна вздрогнула и даже чуть побледнела.

— Мама! — предостерегающе прошептала Ирина.

Жена Семёна, войдя, в упор оглядела Ольгу Яковлевну. Густые брови её при этом начали подрагивать, а в чёрных усталых глазах блеснули слёзы.

— Здравствуйте, — сказала она и, так же пристально оглядев Ирину, потянула к глазам платок. — Боже мой, боже мой! Пойдёмте, пожалуйста, ко мне и там всё расскажете, всё-всё… Нам ведь дорого, вы понимаете, всё… даже самая маленькая подробность о нём.