Николай Шундик - Белый шаман

— Эта бражка не из мухоморов ли приготовлена? — спросил он.

Пойгин все собирался испытать сверхъестественную силу особого племени мухоморов. Он верил, что каждый мухомор способен головой рассекать корни деревьев, крушить в куски камни и даже скалы. Иногда Пойгин присаживался у мухомора, разглядывал его красную с белыми пятнами голову, разговаривал с ним, как с живым существом, стараясь задобрить на тот случай, если решится проглотить кусочек его тела.

Пойгин верил, что мухомор способен увести на какое-то время человека, проглотившего кусочек его засушенной ножки, в Долину предков. Он знал одного белого шамана, который хотел встретиться с братом, добровольно ушедшим к верхним людям. Шаман заглатывал тело мухомора, и к нему вскоре являлись одноногие обрубки в виде человечков, брали его под руки и уводили в Долину предков самыми страшными тропами. Его встречали в пути горные обвалы, глубокие пропасти, болотные топи; но самое страшное происходило, когда одноногие человечки толкали его в огонь, в кипящий котел, бросали на острые копья, поставленные торчком. Слишком много заглатывать тела мухомора нельзя, потому что в Долину предков уйдешь, а оттуда уже не вернешься. Белый шаман возвращался и потом рассказывал о своих злоключениях в страшном пути.

Вот почему Пойгин, не совсем в шутку, задал Ятчолю еще один вопрос:

— Не выйдет ли так, что бражка твоя толкнет меня в кипящий котел или в пропасть, где живет огромная черная птица с огненными глазами и железным клювом?

— Не бойся, — успокоил Пойгина Ятчоль, — моя бражка не из мухоморов. Я ее готовлю из муки и сахара. Иногда я в нее бросаю немного табаку. На этот раз я не бросал табак, мало осталось для трубки. Жаль, не настоящая бражка получилась, что-то не разбирает меня ее веселящая сила… — Толкнув Мэмэль в бок, потребовал: — Дай нам еще мяса нерпы, угощай гостя как следует! Мы сегодня уничтожим духа нашей вражды.

Пойгин почувствовал, что на него накатывает волна великодушия и доброты, ему подумалось, что Ятчоль искренне желает с ним помириться. Выпив еще одну кружку веселящей жидкости, Пойгин растроганно сказал:

— Я согласен, давай уничтожим духа нашей вражды. Я, может, снова вернусь на берег. Возьму Кайти и поставлю свою ярангу рядом с твоей.

— Не надо Кайти! — капризно потребовала Мэмэль. — Я не люблю твою Кайти. Я лучше ее.

Пойгин нахмурился, обиженный за Кайти, сказал Ятчолю:

— Упрекни свою жену за плохие слова о Кайти. Упрекни. Иначе я покину ваш очаг.

Ятчоль ткнул в сторону жены пальцем, с трудом поднял отяжелевшие веки.

— Мэмэль, я тебя упрекаю! Ты не должна обижать нашего гостя. Дай нам лучше еще мяса нерпы.

— Ладно, я доволен, — сказал Пойгин, благодарно глядя на Ятчоля. — Мне хорошо, что дух вражды покидает нас. Я белый шаман. Я не хочу никому зла.

Ятчоль вскинул голову, какое-то время с откровенной ненавистью смотрел на Пойгина и вдруг зло засмеялся.

— Вот за это тебе пришельцы и отрубят руки, отрежут язык и, может, еще и выколют глаза, чтобы ты не видел солнца.

Изумленный Пойгин не мог поверить своим ушам: человек, который только что хотел изгнать духа вражды, вдруг опять заговорил как враг, даже налились кровью его глаза.

— Почему ты опять стал злой? — с величайшим недоумением спросил Пойгин.

— Ты всегда побеждал меня, и люди смеялись надо мной. Теперь я хочу победить тебя! Я скажу Рыжебородому, что ты шаман, пусть он выколет тебе глаза.

Пойгин хотел заявить, что он немедленно покидает очаг Ятчоля, но волна великодушия утопила его в море доброты:

— Я знаю, ты шутишь, Ятчоль, Рыжебородый совсем не злой. Я видел его. Я сидел с ним целую ночь у костра.

— Я подожгу его дом! Почему он обидел меня? Почему? — Ятчоль приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Пойгина. — Он сначала сделал меня хозяином огня. Я гордился этим. Он сам сказал, что я хозяин огня, учил разжигать печи. Потом сказал, чтобы я на расстояние одного выстрела не подходил ни к одной печке…

— Значит, ты что-то делал не так…

— Это я, я делал не так?

Мэмэль попыталась оттащить Ятчоля от Пойгина, боясь, как бы он не стал драться. Прильнув к Пойгину так, как это может сделать лишь женщина, она сказала голосом, размягченным необоримым желанием понравиться гостю:

— Я лучше, лучше твоей Кайти. — Почувствовав, что Пойгин пытается отстраниться, она добавила обиженно: — Ты всегда смотрел на меня так, будто я тень или туман. А я не тень и не туман, вот приложи сюда руку…

Ятчоль, не обращая внимания на явные попытки жены соблазнить Пойгина, наливал из бочонка в кастрюлю бражку. Затем попытался разлить ее по кружкам. Плеснув на шкуры, принялся пить прямо из кастрюли.

— Вот увидишь, я подожгу его дом, — опять вернулся он к угрозам Рыжебородому.

— Ты сказал, что твоя бражка имеет веселящую силу, а почему стал такой злой?.. — печально спросил Пойгин, чувствуя, как у него непривычно закружилась голова.

— Я не могу веселиться, когда ты рядом. Я всегда ненавидел тебя!

— Э, выходит, у твоей бражки сила злобная. Когда ты не был пьяный, ты говорил добрые слова, был рад, что я пришел к твоему очагу.

— Я не был рад. И Мэмэль не была рада.

— Нет, я очень рада! — пьяно покачиваясь, возразила Мэмэль. — Я всегда рада видеть его…

Мэмэль говорила правду: Пойгин давно вызывал в ней желание казаться самой красивой женщиной. Она ловила его взгляды, ждала, когда он ответит на ее улыбку, ревновала к Кайти. Если существовал на свете мужчина, который являлся ей во сне, — так это был Пойгин. Но странно, он редко останавливал на ней взгляд, а если и смотрел на нее, то как на пустое место.

— Ну, если рада, то можешь спать сегодня с ним! — Ятчоль хотел было плеснуть в Пойгина бражкой, но раздумал, выпил ее. — Можешь спать с ним. Я поеду в тундру, буду спать с Кайти. А ты, глупая нерпа, мне надоела.

Волна великодушия постепенно покидала Пойгина. Ему вдруг стало очень обидно за Кайти, за себя. Можно было бы немедленно уйти из яранги Ятчоля, но Мэмэль вывернула всю его одежду, чтобы просушить. «Буду молчать», — решил он. С ним случалось иногда такое, он мог молчать по нескольку суток, если в его душу вселялась обида.

Расстелив наваленные как попало оленьи шкуры у стенки полога, он лег лицом вверх, закрыл глаза. Ятчоль какое-то время грозился уже поджечь всю вселенную, поскольку по-прежнему считал себя хозяином огня, потом затих, внезапно сморенный беспробудным сном.

Мэмэль, насколько было возможно, прибрала в пологе. Она хотела создать хоть какой-то уют, надеясь расположить к себе Пойгина. Он должен сегодня всю ночь принадлежать ей, ей, ей! А Ятчоля даже рев умки у самого его уха не разбудит. Томимая чувственной силой, она почти сорвала с себя засаленное платье и, склонившись над Пойгином, какое-то время смотрела ему в лицо, тяжело дыша. Тот лежал словно мертвый, не открывая глаза. Мэмэль судорожно ощупала лицо Пойгина, жадно вдыхая запах его тела, коснулась грудью его груди. Пойгин вдруг резко поднялся, глядя не столько на Мэмэль, сколько сквозь нее, словно она действительно была сотворена не из живой плоти, а из тумана.