Николай Вагнер - Преодоление

— Не хочется, — подтвердил Василий. — А вас, как я вижу, тоже поздравить можно.

— Спасибо! — опустив глаза, сказала Катя. — С этим мы справились.

— Девочка или мальчик?

— Люсенька. Заходите, крестным отцом станете. Может, сейчас заглянете? Борька там, в новой квартире, сегодня вместо няньки.

— С удовольствием бы, но надо в институт. А потом, как вы сказали, — тоже двину. На стройку. Я же говорил вам.

— А по-моему, вам это ни к чему. В институте вы нужнее. Вон как вас Лена нахваливала.

При упоминании о Лене Василий одновременно ощутил и радость, и тоску.

— Может быть, вы и правы, — согласился он. — Посмотрим. Одно скажу: стройка для меня — магнит. Идемте. До центра нам по пути.

Когда они вышли на дорогу, ведущую в город, Василий спросил:

— Что слышно о Лене?

— Ни одной весточки. Как в воду канула.

— Мне почему-то все думалось, — сказал Василий, — что она была сегодня здесь, на митинге. Такой день — и без нее…

— Ох, Василий Иванович! Понимаю я вас, ну вот как понимаю! — Катя остановилась и прижала руки к груди. — И мне без Ленки тоскливо. Звала она нас с собой, но как теперь двинешься? — Она посмотрела внимательно на Василия из-под тонких вразлет бровей, улыбнулась загадочно, покачала головой. — Все я понимаю… Ясное дело: ей ведь тоже трудно без вас. Вместе бы вам быть надо, сердцем чувствую!

Весь конец дня Василий думал о словах, сказанных Катей: «Ей ведь тоже трудно без вас…» Почему же тогда она уехала и ничего не сказала ему об этом?

На другой день за Василием зашел Борис. Они обменялись обычными при встрече вопросами — о самочувствии и о том, как идет жизнь, — и Василий уже согласился пойти в магазин культтоваров, посмотреть приглянувшуюся Борису радиолу, а мысль о неожиданном отъезде Лены вновь и вновь приходила к нему.

— Какой-то не такой вы сегодня, — сказал Борис. — Все равно, что отсутствуете…

— Так, ничего, — ответил Василий. — Сон видел, как всегда сумбурный: сначала Любу, потом Лену… И, представьте, — Коростелева. Снится в последнее время всякая чепуха.

Борис хмыкнул, посмотрел по сторонам и тихо присвистнул.

— А сон-то в руку, Василий Иванович. Поглядите. Ведь это же Коростелев стоит. Во-он, на обрыве. Как памятник. Станцией, знать, любуется. Сматываться вознамерился, а станцию бросать жаль.

В стороне от дороги, на ее крутом изгибе, действительно стоял Коростелев. Он был в светлом прямом плаще, в руке держал шляпу и был столь недвижим, что и в самом деле напоминал памятник.

— Подойдемте, поинтересуемся, о чем он тут раздумывает, — предложил Борис.

— Думы его известны, не будем мешать.

Они повернули за угол и оказались на небольшой площади старого поселка. Дальше плотно стояли новые большие дома, начинался центр города, а здесь, чуть отступая от тротуара и замыкая площадь, вытянулось одноэтажное здание, обшитое досками и оштукатуренное. В нем, с первых и до последних дней стройки, помещались партком и его библиотека.

Два средних окна были распахнуты. Василий увидел плотную фигуру Соколкова, хотел было окликнуть и поздороваться с ним, но передумал: надо сначала выполнить просьбу Бориса и успеть к открытию магазина.

Задержаться им все же пришлось. Позади, взвизгнув тормозами, остановился «газик». Из него вышел Петухов и сразу направился к Василию.

— Вот кого давно не видел! Гамарджоба — здравствуйте, Василий Иванович! Если б сейчас не встретил, все равно бы нашел. Позарез нужны!

Он сунул руку и Борису, назвал ему себя. Борис растерялся и выговорил не сразу:

— Борис… Сергеевич.

— Очень хорошо! Кáрги, как говорят братья-грузины. Куда направились, на субботу глядя?

Василий объяснил: идут покупать радиолу.

— Зачем покупать? — удивился Петухов. — Кому покупать? Сейчас не покупать — продавать надо! Стройка на финише, о другой пора думать. А ну, идемте! Заходите, Василий Иванович, и вы, Борис Сергеевич. Потолкуем вместе с Соколковым, авось дотолкуемся до чего-нибудь полезного. Прошу!

Петухов пропустил в дверь Василия и Бориса и затопал вслед за ними по деревянному полу коридора.

Соколков ходил в кабинете между беспорядочно стоявшими стульями, на которых лежали стопки книг и папок для бумаг. Увидев вошедших, он бросил потухшую папиросу в урну и заулыбался, как всегда широко и радушно.

— Вот это компания! Сбрасывайте свои доспехи, рассаживайтесь. Если не ошибаюсь, лэповец? — обратился он к Борису. — Как же, как же, встречались. Не в такую, само собой, весеннюю благодать. Вьюжило, помню, примораживало. Зато запомнилось крепче. Лэповцы нас не подводили никогда.

— Не подводили, а вот теперь подводят, — хитро прищурясь, вставил Петухов. — Еще как! Мы собираем костяк лучших рабочих на новую стройку, а вот эти белоручки радиолами обзаводятся, оседло жить хотят. Как ты смотришь, Валентин Александрович, порядок это?

— Так ведь вольному — воля, — развел руками Соколков. — Да и не приглашали их, видно, по-настоящему.

— Особое приглашение требуется?! А кто вот эту девушку приглашал? Она уже там бригаду сколотила, скоро первый бетон класть будет.

Петухов достал из бокового кармана сложенную вчетверо бумагу, расправил ее. Василий насторожился, возникшее вдруг предчувствие подсказало ему, что девушка, о которой шла речь, была — Леной. И в своем предположении он не ошибся.

— Сама приехала, — горячо продолжал Петухов. — Без приглашения, инкогнито, можно сказать. Вы знаете, сколько я бился, чтобы получить эту бумагу?.. А кто ее, думаете, подписал? Лучшая наша бетонщица Лена Крисанова. Какой заводилой тут была, а там — как будто подменили. Не буду, говорит, писать никакого обращения. Не хочу и все! Спрашиваю, почему? Молчит, как воды в рот набрала. Еле убедил. И вот — пожалуйста: обращение ко всем девушкам Речного, ко всему рабочему люду. Всех своих подруг неоседлых призывает строить новую ГЭС. Это же, черт побери, здорово! Возьми, Валентин Александрович, — он протянул бумагу Соколкову, — опубликуй в многотиражке. Только не тяни: бетонщицы нужны уже сейчас. Или тобою овладели местнические интересы? — Петухов повернулся к Василию. — Вы слыхали, Василий Иванович, Валентина-то Александровича в секретари горкома прочат.

Соколков разгладил несколько раз бумагу, пробежал по ней глазами.

— Кадров у нас хватит. Не зря столько лет их воспитывали. Вот и Костров, надеюсь, институт примет, — улыбаясь иронически и глядя на Василия, сказал он.

— Костров? — удивился Петухов. — Костров — институт? Да он же по всему своему призванию — строитель! Ты забыл, как он нас выручил в год большого бетона? И — потом, и — совсем недавно. Без него мы бы до сих пор блоки забивали. Его стерженьки кубы экономили, деньги, время!.. Нет, Кострова я забираю с собой. Зря он тогда с арматурного сбежал. Хватит наскоком жить — то тут, то там. Будет арматурное хозяйство разворачивать у нас, на востоке. Как?..