Иван Сотников - Свет всему свету

Возвратившись к столу, Жаров налил себе чаю.

— Что за сила в дружбе! — тихо заговорил он. — Ведь крови нам попортил он немало? Чего там, все было: и приказы, и нагоняи. А люблю его, есть в нем талант, есть!

— В чем же, по-твоему, его талант? — наливая себе чаю, спросил Березин.

— Умеет все делать с блеском, загораясь сам и увлекая других.

— Все это верно, — согласился Григорий, — верно и хорошо. Но одного таланта командиру мало. Мало, Андрей. И нашему Кострову порой недостает целеустремленности, а главное — такта. А такт, имей в виду, порой выше таланта.

— Пожалуй, верно, только чего ж ты не сказал ему самому?

— Тут моя ошибка.

— Трудный был орешек, а стоящий, не то что Забруцкий, — сказал Андрей, переводя разговор на другое. — Тот-всеми недоволен, всем пренебрегает, всем портит настроение. Скажи, откуда у нас такие?

— У этого зла своя история, — раздумчиво проговорил Березин. — Даже на крепких деревьях вырастают грибки, а от них вся гниль.

— А ведь вся гниль на виду, — возразил Жаров. — Заведется такой один на сотню — и всем плохо. Думают, он строг, сумеет потребовать, создать напряжение в работе, придать ей размах и темп. А дело ни цветет, ни вянет.

— Знаешь, Андрей, я сам не терплю таких самодуров. Сколько хороших сил гибнет под их началом. Знал я в тылу одного генерала: без разносов и жить не мог. Оскорбить, запугать, наказать подчиненного — для него наслаждение, все содержание жизни. А попал на фронт — провал за провалом. Сейчас с самого две звездочки срезали.

— Плохо, конечно, когда человек не может управлять собой. Но требовать надо...

— Только без перегибов. Имей в виду, жать мы все любим. Порой без этого не обойтись. Нам кажется, что толкать куда сподручней, нежели убеждать и показывать. А надо вести дело так, чтобы человек сам шел, не задерживаясь и не спотыкаясь. Люби, цени его, направляй, как надо.

— Значит, по-твоему, все дело в том, чтобы любить и уважать.

— Не только! Командование — дело творческое, оно требует большого такта, чуткости, выдержки, умения владеть собой.

— Значит, не пересаливай! — подытожил Андрей. — В этом суть твоей философии. Что ж, учту. Видишь, и начальник умеет ценить критику.

— Нет, еще мало этого. Раз ты начальник, в каждом сумей найти лучшее, покажи его, верно оцени и сумей создать такое настроение, чтоб у человека крылья вырастали, чтоб он видел лучше и дальше, разбуди в нем силы, о которых он сам не подозревал. Умеешь так — и власть тебе в руки, не умеешь — уходи к чертям с дороги, пусть другие командуют.

— Знаешь, Григорий, ты много обидного наговорил мне сегодня, — встал Андрей из-за стола. — Кое с чем я не согласен. Но и дельного сказал много, дружище. Замечательный ты человек, и я тебя очень люблю. Дай обниму и пойдем спать.

Они от души рассмеялись и, обнявшись, пошли отдыхать.

Из окон королевского дворца виден чуть не весь миллионный город. Миклош Хорти мучительно долго не сводил с него глаз. Все казалось ему серым и тусклым.

Даже парламент, воткнувший в небо шпили своих башен. Низкие облака спускались чуть не к самому куполу, вздымавшемуся над залом заседаний палаты депутатов.

Может, заручиться решением палаты? И тут же усмехнулся: ее решением! Как и всегда, решать будет сам. Он, никогда не связывая себе рук, связывал их всем остальным.

Еще молодым морским офицером он на всю жизнь поверил Ницше. Великие люди — вот цель истории. Что ему массы и их жалкие апостолы! Сам он чтит лишь высшую касту, ее власть, ее славу. Главное — он сам, и какое ему дело до всех остальных. Власть! Разве есть большее наслаждение в жизни! Сколько он помнит себя за три четверти века, он никогда не поступался своей властью.

Было, он признавал лишь Франца Иосифа. Все остальное трепетало перед ним, Миклошем Хорти, флигель-адъютантом императора. После смерти императора, подавив восстание в Катарро, он впервые познал оргию власти. А получив командование над контрреволюционной венгерской армией, нетерпеливо ждал своего «восемнадцатого брюмера». Его час пробил в девятнадцатом году. Заняв Будапешт, он обрушил на город кровавый террор. После этого уже ничего не стоило стать регентом. С тех пор Хорти мнил себя «сверхчеловеком», которому все позволено. Он завоевал власть, какой никто не знал в Венгрии. И вот всему конец.

С Карпат тучей нависает Четвертый Украинский. Из Румынии грозно надвигаются дивизии Малиновского. Через Болгарию и Югославию Толбухин с юга обходит Венгрию. Пали первые венгерские города, русские устремились к Тиссе.

Выход один — порвать с фюрером. Пробовал было связаться с англо-саксами. В их ставку под Неаполем еще в сентябре посылал своего генерала Надаи. Ничего не вышло. Им не успеть — ни из Италии, ни из Греции.

Значит, с русскими. Главное — сохранить власть. Другие жертвы ему не страшны. Не стали же русские оккупировать Финляндию. Даже Маннергейм удержался. Правда, Румынию они оккупировали. Но Михая не тронули. Почему бы русским не сохранить и Хорти? Но фюрер! Он не потерпит потери последнего союзника.

Хотел того Хорти или не хотел, пришлось послать делегацию в Москву. Что ж, он подобрал в нее надежных людей — граф, жандарм, дипломат.

Переговоры начались 1 октября. Хорти особо настаивал на главном: прекращение военных действий, участие англичан и американцев в оккупации Венгрии, беспрепятственный отход немцев. С немцами он ссориться не хотел. Но у Москвы свои требования: гарантируя независимость Венгрии, она настаивает на немедленном повороте венгерского оружия против немецких войск.

Пришлось согласиться. Делегация уже возвратилась из Москвы. Остается осуществить предварительную договоренность с русскими. Для этого нужно открыть им фронт и объявить войну Германии. Но у него нет сил ни уступить русским, ни остаться с Гитлером. Его страшит стихия масс. Где же тогда выход?

Ему казалось, выход подскажут другие — нет, не парламент, а хотя бы коронный совет. И не затем, чтобы считаться с другими, а для того, чтобы переложить на них всю ответственность. Решать же все равно он будет сам. Только сам!

Коронный совет был собран в резиденции Хорти, Министры и генералы чинно уселись за тяжелый старинный стол. Живописные, с пышной позолотой плафоны создавали иллюзию разверзшихся сводов.

Лица у всех натянуты, насторожены. Строго почтительные взгляды присутствующих устремлены на регента. Все на нем гладко отутюжено, костюм в полном порядке. Но ему недостает душевной собранности, сосредоточенности, веры в себя. Они привыкли, что он всегда и всем повелевает. Сегодня он явно растерян. И каждый из присутствующих тоже растерян. Ураган событий никого не оставляет равнодушным. Пали Румыния и Болгария. Капитулировала Италия. Сложила оружие Финляндия. Из сателлитов фюрера держится лишь Венгрия. Зачем их сегодня собрал Хорти? Ни начальник генерального штаба Вереш, ни министры, ни сам премьер Лакатош — никто точно не знает, что же предпримет их регент, их бог и демон Миклош Хорти.