Николай Вагнер - Ночные смены

— К двадцати четырем ноль-ноль, — закончил начальник, — и ни минутой позже, обработать весь задел! Ясно? Сам проверю. Имейте в виду, шкуру спущу, если на участке останется хоть одна деталь!

Он опустился за стол, провел несколько раз рукой по лбу и сказал тихо и отрешенно:

— Можете идти. — Однако, взяв из рук Насти направление, вернул одного из уходивших: — Петр Васильевич, задержись.

Веснушчатый крепыш, на скуластом лице которого еще держалось нервное напряжение, остановился в дверях. Взгляд его как бы спрашивал: «Ну, что еще?»

— Принимай пополнение. — Начальник участка кивнул на Алексея, заметив мимоходом: — Очень вовремя прибыли. — И уже веснушчатому: — Поставь на универсальный расточный к Соснину, пусть учит. А если дело не пойдет, переведешь учеником токаря. Черновой работы не сторонишься? — вновь обратился он к Алексею. — У нас ведь тут нелегкая жизнь. — Не выслушав ответа, снова спросил: — Образование?

— Десять классов.

— Почти академия, — по-доброму улыбнулся начальник. — Ну что же, давай знакомиться. Дробин Иосиф Александрович. А это — твой непосредственный командир, сменный мастер Петр Васильевич Круглов. С остальным народом познакомишься на месте. — Дробин встал. — Ступай в цех, Пермяков, и без раскачки за работу! В учениках не засиживайся. Даю месяц. Сам понимаешь, какое время…

В полдень Соснин остановил станок, вытянул из железной тумбочки видавшую виды почти черную тряпку и стал тщательно вытирать руки. Этой же тряпкой смахнул стружки с комбинезона и, как, наверное, ему думалось, привел себя в полный порядок. Алексею же видно было, что на плечи и особенно на потное лицо Соснина налипло много алюминиевой пыли и мелкой стружки. Но он не стал говорить об этом: понял, что Соснину совершенно безразлично, как он выглядит. Казалось, он в равной степени равнодушен к себе и ко всему окружающему. И, верно, только приличия ради обратился теперь к Алексею:

— Ну, что же, пора и пообедать. Время.

Услышав, что Алексей не захватил с собой денег, Соснин монотонно объяснил:

— Дело не в деньгах. В столовой надо иметь талон. А поскольку талонов у тебя пока нет, поедим на мои. Пошли, — настойчиво позвал он, заметив нерешительность Алексея. — Потом отдашь. До конца-то смены еще немало.

И они пошли через весь цех и еще через соседний, пока Соснин не повернул в узкую арку в боковой стене. Запахло щами из квашеной капусты. Огромная квадратная комната, уставленная металлическими столами и стульями, была еще пуста. Только у окна раздачи, прорезанного во всю ширь стены, стояло несколько рабочих. Однако уже через минуту народу прибавилось. Тут, в цеховой столовой, и увидел Алексей впервые двух весельчаков токарей Вениамина Чердынцева и Петра Гоголева.

— Кто последний, я за вами, что дают? — пронзительным голосом спрашивал тощий долговязый парень в широком комбинезоне, свисавшем с плеч. Щеря беззубый рот и корча потешную гримасу на сером, угреватом лице, он обращался к своему другу, такому же рослому, но по-богатырски сложенному: — Петр Иваныч, вы не только можете достать воробушка, но и заглянуть в котел. Что там бачат ваши очи?

— А не глядели бы мои очи в этот мутный водоем: в нем не выловишь ни рыбы, ни мяса.

— Понятно: на первое мы имеем водоросли.

— Так точно, витамин цэ, как раз для восстановления твоих зубов. А на второе — витамин цэ тушеный плюс белки, жиры и углеводы мясной породы. Бери котлеты, и с приветом! А я — супы.

— Понятно! Алло, Розочка, держи талончики, гони бульончики!

Петр протянул свои тяжелые руки и, получив от румяной подавальщицы две алюминиевые миски, пронес их над толпой. Бренча вилками и мисками, торжественно вышагивал за ним Чердынцев, хитрюще подмигивая знакомым. Как показалось Алексею, он дружелюбно подмигнул и ему. Это сразу убавило ощущение сиротливости, от которого Алексей все еще не мог отойти.

Где-то в дальнем конце столовой пронзительно звенел голос Чердынцева, напоминавшего, наверное, не в первый раз, что он — кадровый из кадровых токарей, потому ему и положены почет и уважение всех без исключения. И только теперь вспомнил Алексей о Соснине. Оглянулся и увидел его, выбиравшегося уже из тройного ряда очереди. Он степенно держал поднос, кося глазами на встречных, и шел медленно, стараясь не расплескать щи. Несмотря на то что они в буквальном смысле слова были пустыми, Алексей съел их с гораздо большим удовольствием, чем травянистую на вкус мясную котлету.

За время обеда Соснин не произнес ни одной фразы. Ел он так же неторопливо, как работал. Не спешил и встать из-за стола. Облизал ложку с обеих сторон. Коркой хлеба вымакал сок, оставшийся от тушеной капусты. Вытер скомканным грязным платком губы. И все казалось, что в голове его шла сложная работа. Он, не переставая, думал о чем-то своем, и можно было вообразить, что в этом мире присутствует лишь его тело, а душа, мысли находятся далеко отсюда, от завода, где он отстоял полсмены у станка, от цеховой столовой, где только что обедал. И вопрос он задал Алексею механически, не расставаясь с мыслями, известными только ему:

— Ну-с, пойдем на пост? — А по дороге на участок снова спросил: — Не куришь? — Услышав отрицательный ответ, похвалил: — Правильно делаешь. Это ни к чему, и расходов меньше.

Соснин не сразу запустил станок. Стоял возле него, тщательно завязывая истертый и потрескавшийся клеенчатый фартук, смотрел куда-то мимо Алексея. В глазах его не отражалось ни боли, ни радости — ничего.

В это время подошел бригадир Чуднов, молодой, среднего роста парень с внимательным и спокойным взглядом черных глаз; крупные кольца его темных волос затейливо падали на лоб. К Алексею он обратился дружелюбно, как будто давно знал его:

— Принимаем боевое крещение? Давай, давай. В добрый путь! Станок тебе достался завидный. Самое меньшее пять-шесть операций будешь делать. Это не то, что вон у Зубова — одну и ту же дырку сверлить. — И спросил: — Раньше не приходилось работать?

— Не успел.

— Небось сразу после школы? — Алексей кивнул. — Ну, ничего, привыкнешь, освоишься. Соснин у нас кадровый станочник, лучшего учителя и не требуется.

Мягко опустив руку на плечо Алексея и внимательно взглянув ему в глаза, Чуднов направился к соседнему станку, не по возрасту сутулясь, озабоченный. Алексей видел, как бригадир склонился к сверкающим шпинделям сверлильного полуавтомата, вытащил из кармана спецовки небольшой ключ и начал орудовать им. Сверловщик в старой полинявшей тельняшке стоял рядом, нервно жестикулировал, выражая недоумение.

Соснин, тоже проводивший взглядом бригадира, пояснил:

— Николай Чуднов — что тебе бригадир, что настройщик. На любом, сколько есть в цехе станков, работать может. Профессор! А лет-то профессору… не больше двадцати. — На этих словах Соснин подавил спазму, перехватившую горло, посмотрел куда-то в пустоту и только после этого раздумчиво произнес: — Да… В нашем деле тоже таланты встречаются. Ну-с, начнем. — Он наклонился к панели, расположенной поперек станины, нажал указательным пальцем одну из кнопок; послышался ровный гул станка. — А ты примечай, — крикнул он, — погляди денек-другой, что непонятно — спрашивай!