Леэло Тунгал - Четыре дня Маарьи

Помню, как еще в первом классе меня и Я ана Т еэмуса стали дразнить: ну, рисовали картинки — две фигурки из черточек стоят и держатся за руку — и подписывали, кому как позволяла грамотность и фантазия: "Маарья+Яан=любовь!" или: "Яан и Маарья — всем известно, он — жених, она — невеста, они под руку гуляют, в небе радуга сияет!". Я знала, что начала все это Л ийви С аар из второго класса, которая завидовала мне, потому что раньше она была чемпионкой начальных классов, а я обогнала ее и лишила чемпионских лавров. Но Лийви я ничего сделать не могла, поэтому обратила свой гнев на несчастного «жениха». Бедняга Яан Теэмус! Он не мог никак научиться ни читать, ни писать, даже туфли он нередко надевал не на ту ногу. Позже он оставался на второй год в каждом классе. Я и пеналом в Яана бросала, и подсказывала ему нарочно неправильно, но на все это мой «жених» лишь молча улыбался, а остальные смеялись и насмехались еще больше: мою агрессивность принимали за проявление симпатии. Когда я, чуть не плача, рассказала дома о своей беде, отец и мать, едва сдержались, чтобы не расхохотаться. Затем отец посоветовал мне сказать: "От горшка два вершка, штаны висят, а туда же — в женихи!" И странным образом эта вроде бы бессмысленная фраза подействовала: дразнить нас перестали.

О да, у отца на все случаи припасены присказки. Когда мать порой тревожилась, что отец в одиночку идет ловить браконьеров, он смеялся: "Ах, чего там, если мне суждена гробовая доска, то ему — тюремная тоска!" А когда в день получки мать говорила, что надо бы перейти из библиотекарей в полеводы — они зарабатывают в три раза больше, — отец замечал: "Кто не благодарит за малость, тот и за большое благодарен не будет". Деревенские пьянчужки боялись моего отца и за его острый язык. Он и в лесу не позволял нарушать порядок, и в деревне.

Сказал бы он и отцу Стийны острое слово? Непременно!

Стийна не очень-то любила шутить, хотя она часто видела смешное там, где я только улыбалась. Наверное, мои шутки ей порой надоедали, и, наверное, иногда она считала меня легкомысленной. Зато Аэт записывала все шутки, и присказки, и анекдоты в книжечку — может быть, когда-нибудь удастся их использовать. Я и была легкомысленной: ничего не записывала, если только не задавали на уроке литературы, и только хотела, чтобы вокруг меня всем было хорошо и весело. Чувствовала себя прямо-таки на седьмом небе, когда все были в хороших отношениях друг с другом, когда все вокруг смеялись, шутили и веселились… До чего здорово было мне на вечере "Кафе-клуб старшеклассников"! Его подготовил наш класс, и он, увы, оказался первым и последним. Поскольку праздник состоялся в начале апреля — месяца шуток, мы считали, что у нас развязаны руки; чего мы только не навыдумывали! Комические викторины, различные конкурсы и соревнования между классами: конкурс красоты, соревнования силачей, мудрецов, конкурс на самое фальшивое пение, курсы молниеносного обучения танцам и тому подобное. Объявление о нашем «Кафе-клубе» мы перевели на несколько иностранных языков и прочли с "интуитивным произношением" из школьного радиоузла. Эту радиоинформацию завершил своим хриплым «армстронговским» голосом Тийт, сказав "добро пожаловать!" на пяти языках!

Вийю, которая взяла на себя обязанности кассирши, жаловалась, что в тот день к последнему уроку все билеты были распроданы, свободных столиков не осталось, а желающих было еще очень много.

Мярт смеялся: "Ваша реклама была такой непонятной, что дело заинтересовало всех и каждого!"

Чтобы осчастливить еще десятка два желающих попасть на вечер, пришлось принести дополнительные столы из кабинета рукоделия.

Все наши "формы активного отдыха", как называл это Тийт, оказались удачными, если не считать "бега с яйцом". Нужно было бежать держа в зубах ручку столовой ложки, в которой лежало сырое куриное яйцо. В конце один неуклюжий десятиклассник соизволил упасть — и яйцо, естественно, разбилось…

Во время аттракционов я поглядывала на учителей — кое-кто из них улыбался, некоторые смеялись до слез, даже наша Меэритс иногда усмехалась. Но время от времени она подходила к нам и спрашивала: "Как настроение?" — ей, видимо, хотелось показать, что она классная руководительница этих "хулиганов и остолопов". У нас всех настроение было великолепное, только Май-Лийз жаловалась на мозоль, которая образовалась от бесконечной резки хлеба. Но Май-Лийз жаловалась не всерьез, ей как меломанке больше всего нравился конкурс фальшивого пения. Когда жюри объявило самым великолепным фальшивое пение одиннадцатого «а», наш Рейно взял у победителей интервью: "Как вы добились такого мастерства? Каковы ваши творческие планы?" — и так далее, совсем как настоящий репортер. Мярт был представителем одиннадцатого «а». Он прокашлялся, посмотрел серьезно в потолок и ответил:

- Наш секрет состоит в том, что мы изо всех сил старались петь правильно!

Я полагала, что это была просто удачная шутка, но Мярт позже признался мне, что у него в самом деле нет слуха. По-моему, это ужасное несчастье! Одиннадцатый «а» стал и абсолютным победителем: они написали на заданные рифмы самое гениальное стихотворение, танцевали "быстрее, выше и дальше" всех, находчивее всех использовали выданные им три метра креповой бумаги: Мярт был тореадором — в руках указка и кусок лилового крепа, а остальные — самые высокие в классе парни — быками с черными рожками и хвостами из брючных ремней.

Когда я в качестве "богини Победы" увенчала капитана команды-победительницы венком, сплетенным из перьев зеленого лука, и вручила ему "ценный приз" — торт, Мярт вытянул шею и подставил мне свою щеку, будто для поцелуя. Потом на фотографии все это выглядело так, словно я действительно целую Мярта. "На глазах у всей школы!" — сказала Меэритс. Да, особых благодарностей наш класс и не ожидал, но никто и предположить не мог, что трое из нас — Тийт, Рейно и я — от Меэритс получим устный выговор и предупреждение на классном часе!

Класс был похож на растревоженный улей.

"И почему у нас не такая классная руководительница, как у других?" — думала я. Хорошо еще, что Меэритс не записала свое замечание мне в дневник. Будь здесь мать и отец, они бы меня поняли, но тетя!.. Ка-ак, поцелуй на глазах у всей школы!.. Меэритс без конца твердит одно и то же, напоминает нам про наш долг и обязанности, но разве нам нельзя повеселиться? Наша ошибка могла быть в том, что мы посвятили весь праздник первоапрельским шуткам, но, составляя программу, мы старались избежать всего, что хоть как-то могло бы задеть учителей… И все-таки наша классная руководительница нашла, к чему придраться! Кто еще, кроме Меэритс, смог бы придумать, будто мы специально подстроили, чтобы яйцо, которое тот неуклюжий десятиклассник уронил на пол, было тухлое!