Леэло Тунгал - Четыре дня Маарьи

Есть, конечно, есть. Но я не хотела, чтобы он считал меня жаждущей одиночества плаксой.

- Я всю жизнь была одна! — сказала я, улыбаясь и плача одновременно.

- Ах, вот как! — сказал Сареток задумчиво. — А мне-то показалось, что у тебя очень много друзей и знакомых…

- Но у меня нет ни одного настоящего друга, — ответила я и вдруг почувствовала неловкость за свое нытье.

Каарелу-то какое до меня дело. Может, мы видим друг друга в первый и последний раз, и в этот единственный раз я предстаю перед ним девчонкой-плаксой!

- Одного настоящего друга? — переспросил командир Каарел.

Ага! Я знаю, о чем он думал: мол, что значит для девчонки моего возраста один настоящий друг, что она под этим подразумевает? И откуда он, командир отряда Сареток, студент-историк, может достать ей такого друга? А вдруг он подумал, будто я намекаю, чтобы он стал моим настоящим другом?! Уфф! Но ведь я совсем так не думала!

- Слушай, девочка, — сказал Каарел. Он выпятил нижнюю губу, наверное, пытался придумать что-то значительное, потому что мой приступ самоистязания мигом прошел, когда я увидела мучительно наморщенный лоб командира. Может быть, Каарел хотел сказать, что такой друг обязательно однажды появится, поднимет алые паруса и так далее? Но он никак не мог решиться произнести что-нибудь, и — вот грех-то! — я почувствовала радость, следя за его замешательством. Из этого Каарела Саретока выйдет хороший учитель! Настоящий! — Ах, вот как! — наконец сказал командир. — Говорят, что в детстве каждый будущий спортсмен должен попробовать заниматься различными видами спорта. Именно для того, чтобы понять и знать, какой вид ему ближе.

Вот тебе принц и красные паруса!

Каарел смотрел на меня, склонив набок голову, как синица, и улыбался.

- Это лишь сравнение. Сам-то я довольно посредственный гимнаст. Хотел провести для тебя параллель между молодым человеком и молодым спортсменом…

Я прыснула.

Каарел покачал головой.

- Ну да, оратор из меня тоже не получится! Я считаю вот что: смолоду надо увидеть много дорог и много людей, чтобы, повзрослев, знать точно, какая дорога твоя и кто твой человек — ну, чтобы не прыгать во все стороны, как кузнечик, и не позволить заботам одолеть тебя. Так что… поплачь пока!

Но я больше и не думала плакать. Надо носить с собой луковицу, чтобы лить слезы по заказу! И ведь смеяться-то гораздо приятнее.

- А знаешь, что делает сейчас твоя тетя? — спросил Каарел. — Попробуй отгадать, даю три попытки.

- Лежит в больнице?

- Холодно.

Ox, как хорошо! Стало быть, тетушка жива и здорова!

- Читает кому-нибудь назидание? — продолжала отгадывать я.

- Мхм… теплее.

- Едет в Таллин?

- Холодно-холодно! — Саареток засмеялся. — Сейчас она печет блины!

- Кому?

- Нам всем! Всей «колонии»!

Вот это сюрприз!

Каарел усмехнулся:

- Пойди поутешь ее!

Командир показал мне, как пройти в кухню. Она находилась рядом со спортивным залом.

Тетя в белом халате стояла у гигантской четырехугольной плиты. Она весело махнула мне сковородкой, и полупрожаренный блин шлепнулся на конфорку.

Ух ты! Никогда в жизни не поверила бы, что, увидав тетушку, стану так счастлива — готова была даже кинуться обнимать ее! Тетя Мария бросила быстрый взгляд на белобрысую девочку, сидевшую за столом и размешивавшую в тазу начинку для блинов.

- Ах, какая неудача! — сказала тетя небрежно. — Лаура, откройте-ка окно! Неужели вы не видите, что в кухне полно чаду!

С помощью огромного ножа она соскоблила блин с плиты и весело обратилась ко мне:

- Ну, Маарья, деточка?

- Как здоровье? — спросила я. — Моя помощь не потребуется?

- Здесь, в этом чаду? И не заикайся! Лучше погуляй немного на свежем воздухе! Понимаешь, я хотела сделать для детишек «комморгенвидеры». Ну знаешь… Из творога с тмином, которые ты так любишь! Но этот милый молодой человек, этот Сареток, сказал, что не имеет смысла переутомляться: их пришлось бы испечь штук двести пятьдесят — триста, и творога нужно очень много, да потом еще долго растирать, словом, хлопот не оберешься. А здоровье, сама видишь, в порядке. Спасибо за беспокойство! На ночь еще намажу глаза сметаной — вот увидишь, завтра буду красивее, чем раньше.

Блин уже начал подгорать.

- Если тебе не нужна помощь, я действительно немного погуляю!

- Погуляй, конечно! — одобрила мое намерение тетя. — Уж не переутомилась ли ты там, в поле? Ну ладно, ладно!

Через полчасика блины будут готовы! Только смотри не подходит близко к воде! И не ходи по дороге, где лошади ездят! Слышишь?!

Да, тетя была жива и, как всегда, в форме…

Я стояла в парке и смотрела на закругленное сверху боковое окно, за которым Стийна и Аэт читали стихи. И почему всегда так получается, что если три подружки начинают делать что-нибудь вместе, эта троица вскоре распадается на 2+1? Почему бы всем троим не держаться вместе? Ой, да, я знала, конечно, что огорчаюсь оттого, что раньше мы со Стийной держались вместе, а Аэт же оставалась в одиночестве. Теперь я была одна — уж не для того ли, чтобы понять, каково было Аэт без нас.

Нет, ведь я ни разу не показывала Аэт, будто считаю ее хуже, чем мы со Стийной. Ах, чего об этом раздумывать! Что прошло, то прошло!

- Ты готова?

Тийт! А ведь я совсем забыла про его предложение показать мне нечто особенное. Он накачивал шины какого-то необычно длинного велосипеда. Меня уже начало интересовать, что же такое — это "нечто".

- Скоро ужинать. — В моем ответе было слабое возражение.

- На велике мы быстро вернемся! Ты когда-нибудь ездила на тандеме?

Только теперь я поняла, почему велосипед Тийта показался мне странным: у него было две пары педалей и два седла!

- Откуда у тебя такой?

- Сам сделал — из двух старых получился один новый! Мы с Рейно приехали сюда на тандеме — ну, что-то вроде испытательного пробега. Прекрасно выдержал!

Забавный зверь! Если бы второй руль был у него повернут в другую сторону, он выглядел бы точно как Тяни-толкай.

- Я буду править, а ты садись на заднее седло, — сказал Тийт.

Я опасалась, что не сумею ехать на заднем сиденье, но оказалось, это удивительно просто: когда оба едущих одновременно нажимают на педали, велосипед легко несется вперед, словно сам по себе. Когда хочешь дать ногам отдых, оставляешь свои педали в покое, другой катит велосипед в одиночку. Мы поехали в противоположную сторону от поля, где работали днем. Тийт правил через погруженный в вечерние сумерки парк в пахнущий сырым мхом старый ельник, по изрезанной колеями лесной дороге на луг и затем возле какого-то домишки свернул вправо. Он что-то крикнул мне через плечо, я из вежливости ответила «да» и энергично нажала на педали, полагая, что Тийт хочет добавить «газу», и… Мы мгновенно оказались в канаве, затылок Тийта пребольно стукнул меня по лбу, а рукоятка руля воткнулась мне под мышку.