Василий Шукшин - Киноповести

А вот слегка поношенный человек идет через перронную сутолоку, держит в руках каракулевую папаху, какие носят полковники, и негромко, однообразно повторяет:

— А вот папаха. А вот папаха. Кому папаху?..

— А ну, дай глянуть,— остановился один удачливый спекулянт.— Что просишь?

Поезд опять поехал.

Иван снял пиджак, надел другую рубаху... Сидели с Нюрой, молчали. Очень уж неожиданно и тяжело свалился на них этот «железнодорожный конструктор».

— Да-а,— только и сказал Иван, глядя в окно.— Дела...

— Такой молодой — и надо же!— вздохнула Нюра.— И что заставляет?

Тут дверь в купе отодвинулась, вошел пожилой опрятный человек с усиками, с веселыми, нестариковскими живыми, даже какими-то озорными глазами. Вошел он и опускает на пол... большой желтый чемодан с ремнями.

— Здравствуйте!— приветливо сказал пожилой, веселый.— По-моему, это здесь... Двадцать четыре — здесь. Будем соседями?

Иван, увидев желтый чемодан с ремнями, «сделал ушки топориком». Нюра тоже смотрела на нового пассажира подозрительно и со страхом.

— Далеко ехать?— спросил словоохотливый сосед.

— Далеко,— сказал Иван.

— И мне далеко...— Сосед, однако, был удивлен столь явным недружелюбием соседей.— Я не помешал вам?

— Нет.

Некоторое время сидели молча.

— Вы не конструктор будете?— спросил Иван.

— Нет... А почему вы решили, что конструктор?

— Да так...— Иван насмешливо, с укоризной посмотрел на пожилого соседа.— А кто вы будете, интересно бы узнать?

— Я — профессор. Но... самый, наверно, несерьезный, странный профессор: ездил в ваши края собирать частушки, сказочки...

Иван с Нюрой переглянулись.

— Собрали?

— И преизрядное количество!— профессор хлопнул чемодан по пузу.— Богат народ! Ах, богат! Веками хранит свое богатство, а отдает даром — нате! Здесь, в этом чемодане,— пуд золота. Могу показать — хотите?— Профессор полез было в чемодан.

— Нам ничего не надо!— вскричала Нюра.

А Иван даже предостерегающе привстал... И смотрел на профессора недобро, очень серьезно.

Профессор вовсе был удивлен.

— Мгм,— сказал он. И замолчал.

Все долго молчали.

— Пойду, пожалуй, чайку спрошу,— сказал профессор. И встал.— Для вас не попросить?

— Нет,— сказал Иван.

— Нам не надо,— сказала Нюра.

Профессор вышел.

— Проверь деньги,— заговорил Иван, едва дверь за профессором закрылась.— А то тут снова пошли печки-лавочки.

Нюра пощупала на боку деньги.

— Здесь.

— Переверни вниз и сиди на них. И не вставай зря...

— Да уж отсюда-та... как поди?

— Они с руки часы снимают, не то что... оттуда. С такого объема — ты и не почувствуешь.

— Да ведь все такие обходительные!

— Чай принесет, тоже не бери: может подсыпать снотворного... По-моему, они из одной шайки.— Иван показал на чемодан профессора, так поразительно похожий на чемодан «железнодорожного конструктора».

— Может, сказать кому-нибудь?

— Да? А потом — нож под ребро... Сиди и помалкивай" мы — деревенские, люди темные, с нас взятки гладки. Спать будем по очереди.

Вошел профессор.

— Ну, вот и чаек! Да такой, знаете, славный!.. Напрасно отказались.

— Мы уже... почаевничали,— сказал Иван.

Профессор внимательно глянул на Ивана.

Нюра хранила молчание.

— Сельские?— полюбопытствовал профессор.

— Ага, сельские. Из деревни.

— Ну и как там теперь, в деревне-то? По-моему, я вот поехал, веселей стало? А? Люди как-то веселей смотрят...

— Что вы!.. Иной раз прямо не знаешь, куда деваться от веселья. Просто, знаете, целая улица — как начнет хохотать, ну, спасу нет. Пожарными машинами отливают.

— О как! Массовое веселье... Чего они?

— А вот — весело! Да я по себе погонюсь: бывает, встанешь утром, еще ничем-ничего, еще даже не позавтракал, а уж смех берет. Креписся-креписся, ну, никак. Смешно! Иной раз вот так вот полдня прохохочешь...

— А знаете, что надо делать, чтоб остановиться? Со мной бывало такое — тоже целыми днями хохотал. Меня один умный человек научил, как избавиться...

— Ну-ка? А то прямо беда!

— Беда, беда. Что вы!.. Я знаю. То ли работать, то ли смеяться...

— Вот, вот.

— Надо встать на одну ногу, взять правой рукой себя за левое ухо, за мочку, прыгать и... Вас как зовут?

— Иван.

— Прыгать и приговаривать:

Нюра невольно засмеялась.

А Ивана почему-то эта песенка оскорбила.

— Помогает?— зло спросил он.

— Как рукой снимет.

— Вот... ученые-то, все-то они знают! Прямо позавидуешь, ей-богу. Надо запомнить. Как?— «Ваня, Ваня, попляши»?

— Ваня, Ваня, попляши.

— А вдруг да заместо того, чтоб хохотать,— плясать примешься? Тоже ведь — опасно.

— Плясать?

— Но. Попрыгаешь так-то, да и пойдет чесать целый день.

— Хм... Не исключено, не исключено. Ну, что-нибудь и здесь придумается. А не выпить ли нам бутылочку доброго сухого вина?— вдруг от души предложил профессор.— А то мы...— Он хотел еще сказать: «А то мы что-то никак не наладим добрые отношения — все что-то с подковыркой говорим». Но Иван и Нюра в один голос дружно сказали:

— Нет.

— Что так?

— Нет! Большое спасибо.

— Не понимаю...

— Он у меня непьющий,— пояснила Нюра.

— И некурящий,— добавил Иван.

Профессор посмотрел на него.

— Золотой мужик.

— Подарок,— еще сказала Нюра.— На балалайке играет.

— А при чем тут — золотой?— спросил Иван.

— Ну, непьющий, некурящий... Денег, наверно, много?

— Откуда?— воскликнула Нюра.— Мы вот поехали к югу и только-только наскребли на билеты в один конец. С грехом пополам... назанимались...

— А как же оттуда?— удивился профессор.

— Да не знаю как... Как-нибудь.

Профессор смотрел на сельских жителей — он правда не понимал, что происходит.

— Я вот, допустим, тракторист,— стал рассказывать Иван,— она — доярка... Откуда же у нас деньги? От сырости, что ли? Вот вы говорите — выпьем. Я б выпил, приласкал душеньку... Только она, рюмочка-то, кусается нынче. Я вот к вечеру-то наломаюсь хорошо, иду мимо магазина — эх, двести бы граммчиков! А? А в уме прикинешь — рубль с лиху... слишком это, знаете, чувствительно. Так уж придешь домой да нормального само... вот! И все, и проходишь мимо магазина. Попьешь молочка дома и ложишься спать. Вот он желудок-то и не подготовлен к вину. Даже к хорошему. А я выпил бы сейчас с вами. С удовольствием...

— Его сразу стошнит.

— Да, сразу...

— Чувствую,— заговорил профессор серьезно,— ломаете дурака, Иван Иваныч...

— Иван Федорыч.

— Иван Федорыч... Ломаете дурака, Иван Федорович, а не пойму — зачем?

— Вы одного конструктора знаете?— в лоб спросил Иван.

— Я их много знаю, не одного... А что?

— Да нет, ничего, все ясно. По железной дороге, да?