Евгений Поповкин - Семья Рубанюк

— Проходьте в помещение, проходьте, як що желаете, — приглашал Малынец.

Он пропустил вперед широкозадого, пропотевшего в подмышках гостя. Глядя на его мощную спину с жирными полукружпями лопаток под полотняной, до блеска выглаженной сорочкой, подобострастно лопотал:

— Имя, отчества не помню, ну вы присаживайтесь… Побегу. Еще подъедут…

— Ого-го! — рокотал «представитель», разглядывая газетки. — Полная культура! Знает атаман, куда нос держать…

— Как вы сказали?

— Проехало. Полная культура, говорю…

Малынец попытался изобразить улыбку, но вдруг лицо его вытянулось и позеленело. На портрете Гитлера над шальным чубом фюрера, глядевшего на Малынца выпуклыми злыми глазами, торчали приделанные углем рожки. Это уже пахло весьма крупным скандалом.

— Жарковато в помещении, пан добродий, — торопливо забормотал Малынец, увлекая гостя обратно, к двери. — Может, на свежем воздухе прохолонете?..

«Представитель», озадаченный столь странным гостеприимством криничанского старосты, слегка сопротивлялся, но Малынец проявлял такую настойчивость, дергал гостя за рукав так энергично, что ему пришлось-таки оставить прохладное помещение и снова выползти на жару. Малынец, еще раз со страхом оглянувшись на рогатого фюрера, плотно прикрыл за собой дверь.

На его счастье, остальные гости — гебитскомиссар, Збандуто, фон Хайнс — еще не прибыли. Отыскав глазами среди полицаев Сычика, староста зловещим голосом позвал:

— Старший полицейский! А ну сюды!

Втолкнув Сычика в помещение, он яростно ткнул пальцем в портрет:

— Это что? Га?

Полицай непонимающе выпучил глаза:

— Это… хюрер…

— Я тебя спрашиваю, балбес, что это?.. Кто сотворил такую пакость?

— А вы не лайтесь.

— Я тебе полаюсь… Ишь ты! Обидчивый какой… Гляди лучше! Раскрой пьяные свои зенки.

Сычик, наконец, заметил, как разрисовали портрет.

— Ух ты! Какая ж это стерьва? Хлопчаки, сучьи дети…

— Лезь, стирай!

Взгромоздив на стул табуретку, Сычик вскарабкался на нее.

— Держите, а то брякнусь.

— Быстрей!

Придерживая табуретку и отдуваясь, как в бане, Малынец косился на окно. Где-то за площадью уже гудели легковые машины.

— Стирай живей! — почти плакал Малынец.

— Тряпочкой не берет. Размазывает только.

— Шкуру сдеру, — потрясал кулаками и чуть не плача орал Малынец.

— Дайте ножичка… Да держите! А то как бухну… Громко сопя, полицай начал счищать рожки лезвием. В этот момент к крыльцу «сельуправы» подкатили одна за другой две легковые машины. Малынец дернулся:

— Готов?

— Зараз!.. Ейн момент… Ух ты! — ужаснулся вдруг полицай: впопыхах он выдрал «фюреру» глаз.

Этого Малынец уже не мог пережить. В горле его что-то булькнуло, зашипело, и он бессильно присел на корточки. Сычик, потеряв равновесие, судорожно уцепился за рамку и имеете с портретом грохнулся вниз.

Едва «оппель» с гебитскомиссаром свернул к «сельуправе», Збандуто, подпрыгивавший на заднем сидении, вытянул по-гусиному голову и, оглядев кучку полицаев подле крылечка и одиноко возвышающегося над ними «представителя» в соломенной шляпе, понял, что празднество сорвано. А ведь он, понадеявшись на старосту, заверил гебитскомиссара и районного сельскохозяйственного коменданта, что в Чистой Кринице их с нетерпением ожидают «освобожденные» крестьяне!

Поправив галстук и шляпу, Збандуто резво выпрыгнул вслед за гебитскомиссаром из машины и сердито крикнул ближайшему полицаю:

— Старосту!

Малынец выбежал на крыльцо испачканный и взлохмаченный.

— Тут я, пан бургомистр. Тут!

Вид его был столь непрезентабелен, а глаза так испуганно вытаращены, что Збандуто, вместо приветствия, напустился на него:

— Вас что, корова жевала, господин староста?

— Да тут… извиняюсь… маленькая неувязка случилась…

— «Неувязка»! Кто гостей должен… э… встречать? Я? Где люди?

Збандуто оглянулся на немцев, которые переговаривались в сторонке с «украинским представителем», приблизился к Малынцу и, сжав кулаки, прошипел:

— Голову оторву..! Где люди?

Староста виновато вытянул руки по швам:

— Приглашали… Да, может, еще подойдут… Бургомистр смерил его с ног до головы свирепым взглядом. Заметив майора фон Хайнса, показавшегося из-за угла, он приподнял над лысиной шляпу, с вежливой улыбочкой засеменил навстречу.

Малынец затравленно поглядывал по сторонам. Кроме нескольких мальчишек, сбежавшихся поглазеть на машины, никого из криничан не было. А часы уже показывали десять… Конечно, можно разослать полицейских по дворам, те приведут.

Продолжая стоять по стойке «смирно», Малынец сторожко наблюдал, как бургомистр, фон Хайнс и гебитскомиссар о чем-то меж собой разговаривали.

— Староста!

Малынец подбежал.

Фон Хайнс встретил его тяжелым взглядом.

— Почему никто нет?

— Сейчас все исделаем… Все село сгоним, — с готовностью предложил Малынец. — Может, паны-господа желают закусить с дороги? Горилочки отведать?.. Ягодная…

Фон Хайнс протянул ему листовку с последним сообщением Совинформбюро.

— Откуда в селе?

— Что это?

Вытянув голову, Малынец хотел прочесть. Фон Хайнс яростно скомкал бумажку и швырнул ему в лицо.

— Сволошь! Находить! Кто распространял?

Полчаса спустя, так и не дождавшись людей на «праздник германского оружия», гебитскомиссар, Збандуто и другие гости, разъяренные и голодные, покинули Чистую Криницу.

А к вечеру из Богодаровки прибыли офицеры зондерн-команды. Ночью начались повальные обыски и аресты.

Вместе с другими был арестован Кузьма Степанович Девятко. Для него это не явилось неожиданностью. Связной подпольного райкома партии Супруненко успел предупредить, что в гестапо поступил на него донос. Чувствуя, что ему не миновать ареста, Кузьма Степанович сказал вечером жене:

— Если меня заберут и не вернусь, передай дочкам… пускай они комсомола, партии крепко придерживаются. Это мой батьковский наказ. А партия всегда укажет им, как жить… — И еще сказал он: — будут забирать меня, легко в руки не дамся. Хоть одного паразита решу.

Пришли за ним солдаты и полицаи около полуночи, когда он уже разделся и лежал в кровати.

— В «сельуправу» вас, пан Девятко, кличут, — объявил Сычик.

— Оденусь и приду, — сказал он, поглядев на толпившихся в сенцах солдат.

— Давай, давай! — повысил голос Сычик. — Нечего вылеживаться.

Кузьма Степанович неторопливо поднялся, подумав, и пул к боковой комнатке.

— Куда?

— Не кричи. Пиджак и штаны возьму.

Сычик намеревался последовать за ним, но Девятко быстро прикрыл за собой дверь, набросил крючок. Услышав, как гукнуло в комнате окно, Сычик рванулся к выходу.