Евгений Поповкин - Семья Рубанюк

Пожилой усач, который несколько минут назад успокаивал Сашу после ее первого выстрела, задумчиво проговорил:

— Набрались дочки страху, так это не беда. Когда я впервой фашиста на штык поддел, тоже испужался.

— И вовсе я не испугалась, — ответила Саша и неуклюже придумала: — У меня песок набился в винтовку.

— Хочешь, почищу? — спросил услужливо солдат в прожженной на боку шинели и в цигейковой ушанке с болтающимися завязками. Он стал проворно доставать ветошь, оружейное масло.

— Нет, нет, я сама вычищу! — запротестовала Саша.

— Это именная, — пояснила Мария таким значительным тоном, что сидящие рядом солдаты потянулись взглянуть на Сашину винтовку.

Перестрелка мало-помалу затихла. Саша и Мария намеревались продолжать «охоту» из траншеи, но передали, что командир батальона вызывает их к себе на командный пункт.

Девушки, огорченные этим обстоятельством, выбрались из обстреливаемой зоны; достигнув перелеска, отряхнули свои маскхалаты и пошли уже знакомой тропкой.

— Наверно, попадет нам, что такую кутерьму подняли, — высказала опасение Мария, растирая варежкой сизый от холода вздернутый носик.

— Ну и пусть! Зато на счету имеем по одному. — Саша скосила на подругу сияющие от счастья голубые глаза.

Разобраться в сложных чувствах, которые по-разному испытывали сейчас обе, побывав впервые на передовой и впервые стреляя по врагу, они смогли лишь много времени спустя. Сейчас же девушки способны были думать только об одном: они не опозорились, не струсили, их похвалили бывалые фронтовики! Вернуться после «охоты» с пустыми руками было бы самым обидным. Уничтожив двух врагов, они утвердили свое право сражаться в одном ряду с мужчинами.

Это наполняло девушек такой радостью, что все остальное казалось им не столь важным.

В длинной и низкой, перегороженной надвое землянке сидели за столиком, врытым в землю, командир полка Каладзе и хозяин землянки майор Лукьянович.

Пока ординарец комбата и повар, стуча алюминиевой посудой, накрывали на стол, Каладзе, щуря карие, в густой опушке светлых ресниц, глаза и морща в улыбке смуглое лицо с коротко остриженными рыжими усиками, рассказывал:

— Сейчас затруднений таких нет… А вот когда Ловать разлилась, помнишь, майор? Дорог нет, грязь, ай, ай! Сухарями не могли людей обеспечить. Хоть плачь… Во втором батальоне по три дня — один чай. Пошел поговорить, дух поднять. Спрашиваю одного автоматчика: «Плоховато, кацо?» — «Ничего, товарищ майор, нормально». — «Что ел сегодня?» — «Борщ с мясом ел». А глаза смеются. Вот сукин сын! Другого спрашиваю. «Щи». Никто не жалуется. Один стоит, Качехидзе ему фамилия, стоит и смеется. «И ты ел щи?» — «А как же! Хороший щи. Только, товарищ командир, — с акцентом так говорит, — если бы нымно-ожечко болшэ крупы и нымно-ожечко меншэ воды».

В дверь просунул голову часовой:

— Товарищ майор. Тут эти пришли… которых вызывали.

Лукьянович, слегка прихрамывая, вышел из землянки и сейчас же вернулся, пропуская вперед Сашу Шляхову и Марию.

— А-а, снайперята!

Каладзе грузно поднялся, шагнул навстречу, долго и крепко жал руки краснеющим от радостного смущения девушкам:

— Поздравляю, поздравляю… Молодцы дивчатки!

— А все-таки я еще проверю, — добавил он, — как вы ориентируетесь в выборе огневой позиции и маскируетесь…

Пожимая руки девушкам, Лукьянович добродушно ворчливо сказал:

— Весь батальон переполошили. Командир дивизии звонил: «Что за сражение у тебя идет?» — «Артиллеристы снайперят прикрывают, докладываю. Попали, говорю, под пулеметный огонь, а артиллерийский наблюдатель донес своему начальству…»

— Потом расскажешь, — прервал его Каладзе. — За столом… Они же голодные, наверно. Еще ночью поднялись.

— Ой, спасибо, товарищ майор!

— Мы дома пообедаем.

— «Спасибо» потом будешь говорить.

Уступая настояниям Каладзе и комбата, девушки остались. Они здорово проголодались, а в землянке так вкусно пахло жареной картошкой и мясом, что Мария, потянув носом и неприметно ущипнув Сашу, скороговоркой шепнула:

— Ой, пахнет! Слышишь?

Помогая Марии снять маскхалат с полушубка, Саша спросила:

— Как Нина с Клавой? Не знаете еще?

— Из роты звонили сюда. Клава счет открыла. Но у них тише…

Без полушубков, ушанок и больших халатов, делавших девушек похожими на белых медвежат, они приобрели свой обычный вид. Обе румянощекие, в одинаковых аккуратно подогнанных гимнастерках, девушки были так похожи, что Каладзе спросил:

— Сестры?

— Подруги.

Каладзе усадил Сашу рядом. Лукьянович примостился на каком-то ящике, с краешка…

— Вам неудобно? — забеспокоилась Саша.

— Ничего. Мне выходить придется.

Подвигая Саше тарелку, Каладзе поинтересовался:

— Украинка?

— Да. С Запорожья.

— Вижу, что украинка. По выговору и по внешности. А напарница?

— Москвичка.

— Хорошо начали. Бейте, чтоб знали, какие у нас дивчата!

Подали чай, когда Лукьяновича вызвали к телефону. Вернувшись, он сообщил:

— Капитан Касаткин докладывал. Еще одного сняли ваши. Спицына, что ли? Есть такая?

— Синицына, Ниночка!..

Девушки радостно всплеснули руками.

— Рано мы ушли, — с сожалением сказала Мария.

К себе в землянку они попали только перед вечером.

— Дивчата! Люба, Зоя, поздравляйте! Два! — крикнула Мария, первой ворвавшись в землянку. — Не расстраивайтесь. Завтра и вы пойдете.

Зоя и Люба слушали оживленные рассказы Саши и Марии, и по лицам их было видно, как они завидуют.

Минут через десять пришла и вторая пара, в сопровождении Касаткина. Капитан, задержавшись у порога, сбивал варежкой снег с валенок.

— Вон в уголке веничек, товарищ капитан, — сказала Зоя Прасолова.

— Вы, Шляхова, допустили с Назаровой ошибку, — сказал он, присаживаясь. — Менять позицию надо не тогда, когда вас обнаружил противник. У артиллеристов есть иные задачи, чем прикрывать своим огнем снайпера.

— Мы не виноваты, товарищ капитан, — отрезала Саша самолюбиво. — И никого не просили нас прикрывать…

— Я не обвиняю, а предупреждаю. Начало у вас хорошее, но надо действовать еще лучше.

— Учтем! — пообещала Саша.

— Учтите…

Касаткин посидел немного и вскоре ушел к себе в землянку отдыхать. Прощаясь, он с добродушной усмешкой сказал:

— Дневальные тоже не зря день провели. Гляньте, порядочек!

Зоя и Люба действительно поработали усердно. Они согрели воду, помыли дощатые полы, прибили над нарами нечто вроде ковриков, натыкали свежих еловых веток, застлали столик нашедшейся у Зои скатертью. Землянка приобрела обжитой, уютный вид.

— Если зайдет к нам тот фотокорреспондент, — сказала Зоя, — он обязательно запоет: «Какой волшебник живет в таком гаю?..»