Евгений Поповкин - Семья Рубанюк

Незадолго до Нового года начали работать радиоузел и телефонный коммутатор. Громак ликовал. Он положил много сил на приобретение оборудования для радиоузла, не давал покоя Гайсенко, чтобы тот побыстрее его смонтировал.

— Ты понимаешь, что такое радиоузел? — говорил он Якову. — Это мы и доклады разные будем передавать, и музыку из Москвы и Киева, и радиогазету наладим. Актив теперь у нас для всего есть.

В активе у парторга действительно недостатка не было. Когда для проведения избирательной кампании понадобилось подобрать в агитколлектив грамотных, культурных людей, в селе оказалось их с избытком.

Взялись за агитационную работу врач Василий Иванович Буря, Нюся Костюк, Оксана, Полина Волкова и другие учителя, Петро, Супруненко.

Заведовать агитпунктом поручили Оксане. Она уже приступила к работе в больнице, изрядно там уставала, но свое партийное поручение выполняла очень усердно.

Однажды, пригласив Нюсю Костюк, Павлика Зозулю с его баяном, несколько девушек из кружка самодеятельности, Оксана предложила сходить всем на самую дальнюю окраину села.

— До нашего красного уголка старикам и старухам оттуда трудновато добираться, так мы сами к ним заявимся, — говорила она. — Доклад о выборах сделаем. Павлик поиграет, дивчатки частушки споют… Увидите, как люди довольны будут.

Выступление агитбригады прошло с большим успехом. После доклада и небольшого концерта молодежь затеяла танцы под баян. В эту минуту в хате вдруг появился запыхавшийся, бледный подросток. Он протиснулся сквозь танцующие пары к Оксане, торопливо сказал:

— Товарищ докторша, с матерью нашей беда приключилась. Помирают… Идите скорее, дуже просим…

Оксана и Нюся Костюк побежали за пареньком. По дороге Оксана сказала ему со смущением в голосе:

— Я же не врач, а медсестра.

— Ну, все равно, в лекарне работаете.

Женщину они застали почти без сознания, и Оксана, не сумев поставить диагноза, послала за Василием Ивановичем.

Буря явился через час. Расспросив родных о больной, затем осмотрев ее, он недовольно сказал Оксане:

— Надо было быстрее доставать подводу и везти в больницу. Тут же совершенно ясные симптомы. А в таких случаях, дорогая, медлить не положено.

Оксана всю дорогу подавленно молчала. Поздно ночью, вернувшись домой, она долго не могла уснуть.

— Что ты все ворочаешься и вздыхаешь? — спросил ее Петро. — Случилось что-нибудь?

— Ничего не случилось.

— Неправду говоришь. Ты чем-то взволнована.

Оксана приподнялась на локте, сказала дрожащим голосом:

— Случилось то, что и должно было случиться. Твоя жена — неуч, простейших вещей не знает. Сегодня из-за моей оплошности чуть человек не погиб.

— Как это?

Оксана, волнуясь, рассказала о случае с женщиной.

— Конечно, тебе надо будет мединститут заканчивать, — сказал Петро, достав папиросы и закуривая. — Но как вспомню, что нам снова придется с тобой расставаться…

— Ты ведь знаешь, как я все время мечтала на фронте об институте! Нельзя мне на полпути останавливаться!

— Заканчивать тебе учебу надо. — Петро вздохнул. — Ну, Киев не так далеко от Чистой Криницы. Видеться будем часто.

— Я знала, что ты поймешь меня, — сказала Оксана, прижавшись щекой к руке мужа. — Думаешь, мне с тобой расставаться легко? Зато вернусь в нашу больницу врачом. Уж тогда не буду себя недоучкой считать…

У Рубанюков кончили обедать. Василинка принялась убирать со стола посуду, и вдруг Сашко́, взглянув в окно, вихрем сорвался с лавки и, как был, без шапки и без кожушка, метнулся на двор.

— Ваня наш! — неистовым голосом крикнул он уже в сенях.

— А ведь верно, — подтвердила Оксана, подбежавшая к окну. — И не один!

Катерина Федосеевна, на ходу набрасывая платок, вышла на крыльцо, когда Петро и Остап Григорьевич были уже возле саней и помогали снимать чемоданы.

Стремительно пронеслась по ступенькам крылечка Василинка. Выбежав за ворота, она повисла на шее у брата.

Защитив рукой глаза от яркого солнца, Катерина Федосеевна смотрела, как из меховой полости извлекали укутанную девочку, потом Иван, передав ее на руки Василинке, сказал что-то женщине, стоявшей у саней, и все пошли к хате.

Иван Остапович, целуясь с матерью и Оксаной, говорил:

— Ждали меня одного, а я, видите, с семьей… Знакомьтесь, мама. Жена… и наша дочка.

Алла поздоровалась с Оксаной и смотрела на мать Ивана с настороженной и смущенной улыбкой.

— Ну, будем знакомые, — просто и радушно произнесла Катерина Федосеевна и торопливо наклонилась к ребенку, пряча слезы.

— Проходите же в хату. Что на морозе стоять? — приглашал Остап Григорьевич.

— Как же тебя звать, пташечка моя? — спрашивала Катерина Федосеевна, подняв девочку на руки и гладя ее головку в пушистом капоре.

— Светочка.

Девочка, с чуть выдающимися, как у монголочки, скулами, смело глядела на незнакомую бабку большими серыми глазами.

Пока Оксана и Василинка помогали раздевать Светланку, Иван, снимая шинель, говорил отцу и братьям:

— Мы к вам на полтора месяца, если не выгоните. Весь свой отпуск хочу с вами побыть.

— Добре, сынку, что батьками не брезгаешь, — благодарно говорил Остап Григорьевич, с мягкой настойчивостью отнимая у Ивана шинель, чтобы самому повесить ее.

— Ты из Германии сейчас? — поинтересовался Петро.

— Из Потсдама.

Глядя на Ивана, Сашко́ даже зажмурился: такое великолепие предстало его взору. Кроме золотой звездочки Героя, на широкой груди старшего брата сияли золотом и серебром ордена Ленина, Красного Знамени, еще какие-то невиданные ордена, плотный ряд тоненько позванивающих медалей.

— Ну, Алла, со всеми перезнакомилась? — спросил Иван Остапович. Он привлек к себе Сашка́, ласково поерошил его вихорки.

— А ты все поправляешься, Алла! — заметила Оксана. — Впрочем, тебе это идет.

Алла, улыбаясь, развела руками. Она очень похорошела и расцвела. Пышные волосы были собраны на затылке тяжелым узлом, а раньше, на фронте, она подстригалась коротко, по-мальчишечьи.

Оксана и Петро шепотом посовещались.

— Если не возражаешь, — сказал Петро, подсаживаясь к брату, — вы здесь, в нашей комнатушке, устроитесь.

— А вы?

— Мы пока у тещи поживем.

— Хата у матери просторная, им вдвоем с Настунькой скучно, — вмешалась Оксана.

— Э, вы, я вижу, даже телефоном обзавелись?

— А ты как думал? — Петро подмигнул. — Мы тебе еще не то покажем…

После того как приехавшие умылись, привезенные подарки были розданы и Алла стала укладывать Светланку спать, Иван Остапович пошел на кухню, к старикам.

Отец, оседлав нос очками, направлял на бруске нож.

— Кабанчика думаю утречком заколоть, — сообщил он, пробуя лезвие мякотью большого пальца.