Евгений Поповкин - Семья Рубанюк

— Чего, батько, зажурился?

— Гляжу вот… И радостно и сумно… Что мы видели в молодые годы? А сейчас что? Электричество, радио, ученье — все доступно. Работай знай с совестью — и обуться, и одеться, и ешь — не хочу… А у нас с твоей матерью, сынок, поверишь, одна свитка на двоих была. То я надену, когда со двора иду, то она. Не то что электричества — керосину часто не бывало. Посидим в потемках, побубним меж собой и — спать. Хата сырая, холодно, голодно. Словом, нечего и вспомнить… А работы ж мы никогда не боялись. Такая несправедливость была, чтоб его дождь намочил, старый режим!

— Вот так сейчас еще многие живут за границей, — сказал Иван Остапович. — Насмотрелся я на крестьян… Ну, ничего, и там все изменится.

— Если мои дети так по ямам не лазят, как я лазил, — продолжал старик, — то вашим детям, Ванюша, еще лучше будет. Я так понимаю.

Иван Остапович наслаждался полным отдыхом. Он часами просиживал с батьками, читал книги, возился со Светланкой, побывал в фруктовом саду, раза два дед Кабанец сводил его поохотиться на зайцев. Потом он принялся за большую статью для военного журнала и, окунувшись в привычную работу, — стал выходить из хаты редко.

Ничто ему не мешало. Алла уводила Светланку к старикам, помогала свекрови по хозяйству, затем садилась за учебники.

— Что это невестка ваша будто школярка какая? — заметила однажды Пелагея Исидоровна с усмешкой, увидев, как Алла старательно переписывает что-то в тетрадку.

— Так она ж на докторшу собирается учиться, как и Оксаночка, — ответила Катерина Федосеевна.

— И-их, свахо! Ну к чему это? Что она, за таким, как ваш сын, не проживет? Абы хозяйка путная была.

— Хозяйка она хорошая.

— Ну, и нехай бы себе мужа да детей доглядала…

Катерина Федосеевна в душе и сама полагала, что заботы замужней женщины должны сосредоточиваться на семье, но вмешиваться в такие дела не хотела.

— Знаете, свахо, — говорила она Пелагее Исидоровне, — мы свое отживаем, а дети нехай так плануют, как им лучше.

Как-то заговорила с Аллой на эту тему и Оксана. Зайдя днем к Рубанюкам, она застала Аллу за учебниками.

— Много ты занимаешься, — сказала Оксана. — По-фронтовому живешь. Вчера, говорят, в два часа легла?

— Вместе со мной каждое утро встает, — с упреком сказала Катерина Федосеевна, услышав разговор из соседней комнатки. — А спать ложится позже всех.

Алла посмотрела на свекровь с добродушной улыбкой.

— Ты мне вот что скажи, товарищ медик, — повернувшись к Оксане, спросила она. — Какая-нибудь существенная разница между инстинктом и рефлексом есть?

— Инстинкт, по Павлову, это тот же сложный врожденный рефлекс. Павлов так и говорил — сложный безусловный рефлекс.

Оксана присела рядом. Спустив пуховый платок на плечи, стала перелистывать учебники.

— Ты, Аллочка, всерьез решила поступить в мединститут?

— Конечно.

В ясных голубых глазах Оксаны мелькнуло недоверие, и Алла, заметив это, проговорила с улыбкой:

— Я знаю, о чем ты думаешь. Залезла, дескать, тебе, милая, в голову блажь. Чтобы стать хорошим врачом, надо иметь призвание.

— Обязательно! — вырвалось у Оксаны.

— Согласна. Догадываюсь, почему ты относишься к моим стремлениям скептически. Я тебе как-то рассказывала, что сделалась медсестрой случайно. Вот ты и не веришь, что из меня получится врач.

Оксана, откинув отягощенную толстыми косами голову, испытующе смотрела на невестку из-под приспущенных темных ресниц, с дружеским участием думала: «Не хочет отставать от Ивана Остаповича. Молодец! Тот все время учится, растет. Станет Алка врачом, специалистом, тогда и жизнь у них будет интереснее».

— На фронте я поняла, что медицина — мое призвание, — сказала Алла. — И будь уверена, своего добьюсь.

— Если так, ни пуха тебе ни пера, как говорится.

Алла, лукаво взглянув на Оксану, сказала:

— Ты ведь тоже не хочешь быть только женой своего Петра? И с мыслью о медицинском образовании, насколько я знаю, не рассталась?

— Знаешь, как хочется учиться? Петро умница, он меня понимает. Летом поеду…

Со двора, внеся с собой шум и оживление, ворвались Василинка со Светланкой, и беседа молодых женщин оборвалась.

Алла, целуя тугие, пахнущие снегом щечки дочери и разматывая ее шарфик, спросила Василинку:

— Где же вы генерала потеряли?

— Они с батьком около клуни разговаривают.

Иван Остапович пришел несколько минут спустя и еще не успел раздеться, как Оксана, глядевшая в окно, сообщила: — К нам гости.

По крыльцу заскрипели шаги. Постучав, в комнату вошли Полина Волкова и Алексей Костюк в подпоясанном ремнем полушубке и меховой ушанке.

— Зашел попрощаться, — сказал Алексей. — Видно, уже не застану вас:

— Далекий путь? — спросил Иван Остапович.

— В Киев, на курсы.

— Надолго?

— На два месяца.

Волкова, воспользовавшись школьными каникулами, тоже ехала в Киев, и Оксана обрадованно сказала:

— У меня к вам большая просьба, Полиночка. Не сможете ли зайти в мединститут?

— Зайду, конечно.

Оксана поглядела на оживленное лицо молодой учительницы и, переведя взгляд на Алексея, внезапно подумала: «Какие они хорошие!»

Ей от души захотелось, чтобы и Полина и Алексей нашли свое счастье.

Месяц, прожитый Иваном Остаповичем в Чистой Кринице, промелькнул незаметно, и еще за несколько дней до его отъезда семья Рубанюков загрустила.

— Я на тебя, Ванюша, и не нагляделась. Внучку не покохала как следует, — сетовала мать, гладя голову девочки морщинистой рукой.

— Вам еще много внуков придется вынянчить, — успокаивал Иван Остапович.

— А когда определится Аллочка на ученье, кто ж за дытыной будет глядеть? — допытывалась мать. — Может, у нас она пока поживет?

— Нет, без дочки мне остаться невозможно, — запротестовал Иван Остапович. — В разлуке это только и будет отрадой.

— Алла в Киеве или в Москве останется, а Светланочка?

— Со мной… Мы с ней не пропадем!

Катерина Федосеевна вздохнула. Она очень привязалась к девочке, и Светланка платила ей тем же.

— Я вам обещаю обязательно приехать на следующий год, летом, — заверил Иван Остапович, видя, как добрые, грустные глаза матери наливаются слезами. — Приедем, Светочка?

Девочка устремила на него внимательный взгляд, тряхнула бантом:

— Приедем!

Она лишь недавно научилась внятно произносить букву «р» и, прыгая то на одной ноге, то на другой, припевала: «Пр-рие-дем! Пр-риедем!»

Последние дни перед отъездом Иван Остапович старался побольше быть с родными. Он два вечера просидел с Петром, изучая его карту садов. С отцом обсудил занимавший того вопрос о постройке плодово-переработочных пунктов. Пообещал раздобыть и прислать нужную литературу.