Вилис Лацис - К новому берегу

Весь день шла она по большаку мимо кабаков, церквей и незнакомых усадеб, а к вечеру свернула на проселочную дорогу и несколько километров брела по ней. Стало смеркаться. Налево от дороги стояла замшелая батрацкая избенка с полуразвалившейся трубой и двумя оконцами. По другую сторону на пригорке кичливо возвышался двухэтажный деревянный дом с верандой, застекленной цветными стеклами; позади дома был разбит большой фруктовый сад. Новый каменный коровник, конюшня и клеть находились несколько поодаль, по обе стороны пригорка. К хозяйскому дому вела аллея из старых ив.

Ильза остановилась и сказала Артуру:

— Слезай-ка, сынок, разомни ножки. Сегодня мы дальше не поедем.

В окне батрацкой избушки показалась растрепанная женская голова; несколько мгновений женщина глядела на прибывших, затем исчезла за старой, рваной занавеской. Артур выбрался из санок. От долгого сидения ноги у него онемели, он, съежившись, жался к матери и удивленно озирался кругом.

— Вот мы и приехали к дяде Яну, — сказала Ильза. — Сейчас ты увидишь маленького мальчика Айвара. Побегай немножко.

Артур смотрел на большой дом и молчал. За последние два дня он наслушался столько хорошего и заманчивого о дяде Яне, о маленьком Айваре и о тете Ольге, что сейчас, когда долгожданный момент наступил, его охватила робость. Обеими ручонками ухватился он за юбку матери, прижался щекой к ее руке и молчал.

С другой стороны избушки скрипнула дверь. Накинув на плечи шаль, вышла Ольга Лидум и издали наблюдала за прибывшими.

Тогда Ильза взяла за руку Артура и направилась к невестке.

— Добрый вечер, Ольга… Не ждала гостей?

Как всегда унылая и замкнутая, невестка тревожно посмотрела на Ильзу, на Артура и тихо вздохнула.

— Добрый вечер… — ответила она. Лицо ее осталось таким же озабоченным. Она не протянула Ильзе руки, не расцеловалась с ней, не нашлось у нее и ободряющего слова для Артура. Ильза понимала, что у жены батрака не было никакой причины радоваться их появлению, — они могли принести только новые заботы, стать лишней обузой, сделать ее жизнь, и без того полную лишений, еще тяжелей.

— Далеко ли путь держите? — спросила Ольга, и глаза ее, обращенные к санкам, осторожно ощупали каждый предмет: ясно — они пустились в путь со всеми пожитками. Наверное, опять что-нибудь случилось. Взгляд Ольги подозрительно скользнул по фигуре Ильзы.

— Не знаю, Ольга… — ответила Ильза. — Посмотрим. Хочу поговорить с братом, спросить совета, как быть.

— Яна нет дома, — сказала Ольга. — Хозяин послал вывозить из лесу бревна.

— Вот как… — тихо отозвалась Ильза. Наступило неловкое молчание. Сдержанность и холодность невестки не удивили Ильзу — Ольга всегда была такой, и Яну жить с ней нелегко. Неизвестно, долго ли простояли бы они посреди двора, если бы Артур не заметил большого серого полосатого кота; вынырнув из дровяного сарайчика, он стоял в снегу, сердито помахивая хвостом.

— Киска! — крикнул мальчик и дернул мать за рукав. — Посмотри, мамуся, какая большая киса! Как у нас дома!

— Да, сынок, красивый кот… — отозвалась Ильза и погладила сына по головке. — Только не напугай его — киски боятся незнакомых детей.

— Чего ж мы стоим здесь, — спохватилась наконец Ольга. — Идемте в избу. Ян вернется не так скоро, а вы на ночь глядя все равно никуда не поедете. Придется переночевать у нас.

Ильза вернулась к санкам и подвезла их к дверям. Вещи сложила в сенях, санки прислонила снаружи к стене и вошла с Артуром в избу. Пользуясь случаем, за ними шмыгнул серый кот.

В комнату можно было попасть только через кухоньку, где в плите потрескивали дрова. Ильза повесила пальто на крюк у двери, раздела Артура и, обтерев сапоги, вошла в комнату. Потолок был так низок, что приходилось пригибаться, чтобы не удариться головой о почерневшую балку.

Ольга засветила маленькую керосиновую лампочку, и сразу стала видна вся нищета батрацкой семьи. В углу за печкой стояла старая деревянная кровать, до половины закрытая самодельным коричневым шкафом. У окна — стол, покрытый скатертью из пестрых лоскутков. Два стула, скамья, в углу — зеленый сундук, на стене — полочка с книгами и несколько выцветших фотографий в самодельных рамках, вот и все. Да еще малыш — Айвар; он спрятался в углу за печкой и исподтишка наблюдал за вошедшими. Когда Ильза его заметила, Айвару пришлось покинуть свое убежище и поздороваться за руку с Артуром. Они оба были одного роста и очень походили друг на друга: прямой нос, голубые глаза, только волосы у Айвара были темнее.

Оглядев друг друга, они быстро освоились и ушли в угол за печку, где Айвар хранил игрушки: глиняную уточку-свистульку, сделанный отцом лук и надутый свиной пузырь с горошинами внутри, которого так боялся старый кот. Сначала из угла доносился только приглушенный шепот, затем загрохотал пузырь, засвистела уточка, и ребята разразились веселым смехом. Прислушиваясь к возне детей, несколько повеселела и Ольга. Она вышла в кухню, собрала ужин и пригласила гостей к столу. Поев, дети снова исчезли за печкой, а женщины стали мыть посуду.

— Как же это случилось с тобой? — наконец поинтересовалась Ольга. Она была всего года на два старше Ильзы, но казалась гораздо старше золовки. Маленький, слегка вздернутый нос, сжатые губы выражали упрямство, а карие глаза глядели на мир холодно и равнодушно. Красавицей она не слыла, но и некрасивой ее нельзя было назвать, — просто одна из тех обыкновенных, не бросающихся в глаза женщин, мимо которых люди проходят равнодушно и редко оглядываются. Только один — Ян Лидум — оглянулся, и она стала его женой.

— Случилось так, что надо было уйти, — ответила Ильза. — Хозяин в Стабулниеках стал слишком наглеть… начал приставать. Я не могла больше там оставаться…

— Где же ты думаешь найти честного хозяина? — в голосе Ольги задрожал холодный смешок. — В твоем положении… с ребенком без отца…

— Не знаю… — сказала Ильза, задумчиво глядя в одну точку. — Неужели не найдется на свете ни одного честного человека? Может, Ян что-нибудь посоветует.

— Тебе не следует быть слишком гордой, вот и все, — ответила Ольга. — Кто раз в жизни поскользнулся, тот должен научиться ходить по краешку дороги.

— Разве я так не поступаю? Держусь обочины, и все равно многие стараются затоптать. И, конечно, затоптали бы, если бы я не противилась.

— Ты говоришь так, будто это еще не случилось. Выплеснутую воду не соберешь. А теперь твоя гордость становится только бременем и мешает жить.

— Что ты этим хочешь сказать? — Ильза выпрямилась и пристально посмотрела невестке в глаза.

— Только то, что не надо быть такой привередливо — ответила Ольга.

— Но я ведь ничего не ищу, не привередничаю. Я хочу жить честно и растить своего ребенка.