Николай Вирта - Одиночество

Ни трескучих фраз, ни огульных обвинений, ни лишнего слова, которое могло бы смутить и без того смутное сознание мужиков. Только о том, что ближе всего для крестьянского сердца, писал Антонов-Овсеенко. Только о труде взывали к ним партия и советская власть словами своего представителя.

В коридорах помещения, занимаемого полномочной комиссией ВЦИК, пчелиный улей. Народ здесь толчется с утра до ночи. Снуют взад-вперед военные, гражданские, вид у всех озабоченный, в глазах усталость. Сводки, донесения потоком идут сюда: Антонов-Овсеенко хочет знать все, что делается в самых дальних уголках губернии. Помощник надрывается, разговаривая по телефону. Иной раз звонит несколько телефонов, и он не знает, за какую трубку хвататься. В приемной терпеливо ждут очереди вызванные уполномоченным ВЦИК; за дверью, в кабинете слышатся голоса — то громкие и негодующие, то ровное жужжание. Антонов-Овсеенко то и дело выходит из кабинета, наводит у помощника справки, спрашивает, когда же, наконец, будут гранки воззвания по поводу губернской конференции крестьян, помощник тут же звонит в типографию, там отвечают, что гранки готовы, но не вычитаны корректорами. Антонов-Овсеенко торопливо говорит:

— Сам буду держать корректуру, пусть присылают скорее. И позвоните в Кирсанов. Сколько у них там в наличии посевного зерна?

Трещат телефоны: здесь мозг всего, что делается в губернии, главный оперативный штаб, здесь зреют детали плана разгрома мятежа. Здесь можно увидеть коммунистов, отважных людей, отстоявших целые волости от антоновских банд, сюда стекаются все сведения.

Два конвойных вводят молодого человека в шинели. Помощник Антонова-Овсеенко уходит в кабинет, потом приглашает туда же арестованного. Тот дрожащими руками проводит по коротко остриженной щетине и переступает порог. Конвойные остаются у дверей, штыки их сомкнуты.

Проходит пять-десять минут, арестованный выходит. На лице его, обильно смоченном потом, счастливая улыбка. Помощник обращается к конвойным:

— Вы больше не нужны, этот товарищ свободен.

Не успевает помощник сесть, к нему подходит военный, представляется:

— Командир авиаотряда Москалев. Прибыл по приказу товарища Антонова-Овсеенко.

— А, очень хорошо! — Измученный, издерганный помощник — молодой и сильный здоровущий мужчина — кажется раздавленным тем, что легло на его плечи. Он выдавливает приветливую улыбку, жмет руку авиатора. — Завтра вы нагрузите машины воззваниями к крестьянам. Постарайтесь проникнуть поглубже в тылы противника. Но имейте в виду: нам известен приказ Антонова с каждого пойманного летчика сдирать кожу.

Москалев смеется.

— Не видать ему наших кож, товарищ.

Фрол Петрович, сидевший тут же, сумрачно уставив глаза в пол, смотрит на этого человека в чудной одежке, качает головой: «Поди-ка ты, ништо его не страшит!» — и что-то бормочет под нос.

— Могу идти? — чеканит Москалев.

— Да.

Летчик еще не успевает покинуть приемную, как в двери показывается Антонов-Овсеенко.

— Кто ко мне из Токаревки? Не вы ли, дедушка?

Фрол Петрович встает и кланяется, блюдя достоинство. «Да-а, щупловат, а Листратка-то о нем напевал! Вроде про богатыря расписывал…»

— Прошу, прошу ко мне, — в голосе Антонова-Овсеенко ровная, спокойная и приветливая нота. Он открывает перед Фролом Петровичем дверь, словно к нему явилось бог знает какое значительное лицо, а потом сам заходит в кабинет, на ходу бросив помощнику:

— Соедините меня с Москвой.

Через минуту в кабинете слышатся взволнованные голоса, стук чем-то по столу. Помощник качает головой. И вдруг в кабинете все стихает. Потам туда, кивнув головой помощнику, быстро проходит Борис Васильев.

— Очень кстати! — Антонов-Овсеенко встал из-за стола и поздоровался с Васильевым. — Я только что собирался в тюрьму и хотел звонить вам. А тут дедушка на меня накричал. Его дружка-приятеля, утверждает, посадили ни за что ни про что. Виноват, товарищ Баев, теперь вспоминаю. Действительно, товарищ Бетин говорил мне о каком-то крестьянине из Двориков. Словно выдуло из головы, прошу прощения!

Фрол Петрович сердито откашлялся. Он действительно накричал на Антонова-Овсеенко, но тот успокоил его несколькими словами, сказав, что вместе с ним поедет в тюрьму. Антонов-Овсеенко представил его Васильеву:

— Фрол Петрович Баев из Двориков. Говорит, был комитетчиком.

Васильев пожал руку Фрола Петровича, а тот недоверчиво косился на этих людей: больно уж ласково встречают, не иначе — подвох.

Секретарь губкома вынул из портфеля бумаги. Не успел он сказать слова, резко прозвучал телефонный звонок. Антонов-Овсеенко взял трубку, предостерегающе поднял палец.

— Здравствуйте, товарищ Ленин. Да нет, пока еще не замерз. — Антонов-Овсеенко рассмеялся.

Васильев внимательно слушал разговор. Фрол Петрович встрепенулся: «Батюшки! С самим Лениным разговоры разговаривает! Ну, посмотрим, что далее будет…»

— Да нет же, право, все хорошо, — улыбаясь, говорил меж тем Антонов-Овсеенко. — Да, слушаю, Владимир Ильич. — Лицо его стало серьезным. — Нет, порадовать вас пока ничем не могу. Напротив, огорчу… Да, это по поводу операции против Антонова, затеянной Орловским округом… К сожалению, вы правы, опять провалились с грохотом. Но об этом вам поступит подробное сообщение. Однако замечу: мы не ожидали, что Антонов и иже с ним такие хитрые и умные протобестии. Что? Нет, Владимир Ильич, пусть они послушаются доброго совета: мы тут пришли к выводу — только военными мерами никак не обойтись. Подробно свои соображения я сообщу чуточку позже. Нет, раньше весны никак, никак!.. Да, понимаю, очень огорчительно, но что делать… Да, слушаю… Главное, Владимир Ильич, вот в чем: надо немедленно снять с губернии продразверстку…

Фрол Петрович подскочил на месте.

«Выходит, прав Листратка. Однако послушаем… Слово-то, видать, за Лениным…»

— Хорошо, обсудим. Да мы и не собирались делать это тяп-ляп! — Антонов-Овсеенко рассмеялся, а Фрол Петрович поник головой: «Видать, Ленин-то не очень насчет продразверстки ласков… Супротив них, выходит, пошел… Эк, горе!»

— Товарищ Васильев, Владимир Ильич, очень занят. Мне кажется, его не стоит срывать с места, а товарищ Немцов выедет к вам немедленно. Так… Так… Хорошо, отберу лично сегодня же, и они поедут вместе с товарищем Немцовым. Что на трудовом фронте?

Пока Антонов-Овсеенко слушал, что ему говорил Ленин, в кабинет вошел предчека Антонов. Антонов-Овсеенко, держа в правой руке телефонную трубку, левой поздоровался с предчека и кивком головы предложил ему сесть. Антонов протянул руку Васильеву и тяжело опустился в кресло. Он выглядел таким усталым, что Васильев, глядя на него, сокрушенно мотал головой.