Петр Павленко - Степное солнце

— Да ты ж геройский парень! — хохоча, вскрикивала она. — Качайте его, хлопцы, качайте!

И тут его в воздухе перехватил Петя Вольтановский.

— Молодец, Емельянка, не подвел!

Выходило, что Сергей сегодня — самый ударный человек, и все, что недавно огорчало его, вдруг стало каким-то приятным образом оборачиваться в его пользу. В самом деле, не виноват же он, что его укусила пчела, что его ударило солнце — это со всяким может случиться, что он почти не собрал колосков — их вообще было мало.

Главное, он работал.

— Теперь ты, брат, полноправный городской шофер, — сказал Вольтановский, опуская его на землю.

— Правда, пап?

И отец, до сих пор молча и тревожно улыбавшийся, виновато потрепал Сергея по спине.

Отряд городских пионеров прибыл вместе с бригадой артистов. Колхозная молодежь встретила их у околицы села. Бабенчиков сказал речь и преподнес букет цветов высокой, дородной женщине в украинском костюме, с венком на голове. Та поклонилась ему, а потом — Сергей похолодел — привлекла к себе сильной рукой и несколько раз звучно поцеловала в щеку. Пятнышки от губной помады закраснели на лице Бабенчикова, как ссадины. Зинка Чумакова радостно хихикнула, колхозные ребята зашептались, но Сергей, заметив, что Бабенчиков сжал кулаки, вовремя удержался от смеха.

Решено было сейчас же всем ехать на уборку и там, в поле, дать концерт, но, как на грех, подвернулся председатель, с утра выехавший в МТС, и порешил по-своему. Артисты направлялись в полевые бригады, а городские пионеры вместе с колхозными — на уборку ранних груш.

— Я уж один пример имею, — твердил председатель, ища глазами Сережу, — я уж научен, слава те… На груши! Бабенчиков, Емельянов!.. Берите по бригаде, живо!

Сергей не успел оглянуться, как ему выделили семь нарядных, голосистых и очень деловитых девочек в светлых платьицах, с бантами в косичках. Какая-то Анка оказалась у них агитатором, она выстроила своих и доложила Сергею, что бригада готова. Сергей так никогда и не придумал бы, что ей ответить, если бы председатель в этот момент не крикнул:

— Все за мной!

Сережа еще никогда никем не командовал, особенно девочками, и чувствовал себя очень неловко. А девочки, как назло, только и смотрели ему в рот и все время спрашивали, что делать.

Бригаду Сережи поставили на укладку груш в корзины и разгрузку их в колхозном складе после взвешивания, а бригада Бабенчикова работала у деревьев вместе с колхозницами. Тетя Нюся, выпятив губы, молча курила.

— Тетя Нюся, — зашептал ей доверительно Сергей, оторвавшись от своей бригады, — а как укладывать, чего делать?.. Честное ленинское, я неопытный…

— Как «чего делать»? Укладывайте потихоньку, да грузите на двуколку, да там, у складчика, подайте на весы, да с весов снимите, ссыпьте, куда скажут. Главное, чтоб не цокать, не мять.

Девочки вработались сразу и некоторое время не обращали внимания на своего бригадира, но вскоре одна из них — рыжая, веснушчатая, до того веснушчатая, что казалось, лицо у нее в нашлепках, — прокричала нахально:

— Товарищ бригадир, а когда перекурка?

Другая, работавшая до сих пор тише всех, подхватила:

— Товарищ бригадир, не заботитесь насчет воды…

— Товарищ бригадир, почему не ведется запись, сколько мы отгрузили? Что за обезличка!

Сначала Сергей не удостаивал озорниц ответом, но они не отставали и все больше повышали голос и, хохоча и перемигиваясь, то и дело звали его и требовали указаний и советов.

Все они были очень веселые, но оттого еще более неприятные, и Сергей старался не глядеть на них и не разговаривать с ними как можно дольше.

Вдруг тетя Нюся позвала его к себе.

— Дай-ка им отдохнуть минут на пять, — устали твои барышни. И по грушке разреши, пусть их… Только смотри, чтоб не много, а то животами разболеются.

Сама тетя Нюся давно уже отложила в сторону берданку и, сняв синюю тужурку, в одной майке грузила корзины на двуколку.

Сергей скомандовал отдых и разрешил взять по груше. Тетя Нюся, только как бы и ожидавшая его сигнала, тоже присела и закурила.

Девочки были все так одинаково нарядны и все с бантами, все в фартучках, что Сергей долгое время никак не мог запомнить их в лицо и делал вид, что он человек строгий и ему решительно все равно, как их зовут. Но после третьего отдыха он уже знал их имена, а они, не смея звать его Сережей, ласково кричали ему:

— Бригадирчик, а бригадирчик, командуй отдых, пора!

Работа шла теперь так быстро, что тетя Нюся ворчала: «Не перетомить бы девчат!» — но уж никто не хотел останавливаться. Во время четвертой передышки тетя Нюся предложила выкупаться в пруду. Сергей растерялся. Он совсем уж не знал, что ему тут делать и как вести, себя с этими крикливыми и беспокойными существами, но та же тетя Нюся подсказала:

— А ты сбегай узнай насчет обеда-то. Нашему Анисиму сто раз напомнить надо…

И, обрадованный этим замечательным предложением, Сергей побежал искать председателя.

Утро незаметно перешло в полдень. Воздух как бы засахарился, загустел, бежать было трудно. Сережа выскочил из сада на косогор и зажмурился — его сразу обдало сухим, колючим жаром раскаленной степи. Неясно колыхаясь, воздух медленно закипал. Так в кастрюле с горячей водой бродят маленькие течения, вздрагивания и колыхания, перед тем как всей воде тронуться, забурлить и покрыться сплошной кипенью.

В воздухе жестко зудели цикады, будто пилили его со всех сторон крохотными напильничками, и от этого непрерывного зуда воздух тоже казался твердым.

Председателя не было ни в правлении, ни на току, ни на огороде, ни на пшеничном клину.

Муся Чиляева, которую он застал на ее участке, в синей вылинявшей робе, пыльная, потная и сегодня совсем некрасивая, сказала, облизывая сухие губы:

— Какие там обеды! До вечера уж… — и повернулась к Сергею спиной с таким оскорбительным равнодушием, что мальчик был донельзя удивлен. Давно ли она сама подбрасывала его в воздух и прижимала к себе на виду у всех!

«Наверное, у нее сегодня опять центнеры уменьшаются», — сообразил Сережа, и на минуту ему даже захотелось, чтобы у нее произошла какая-нибудь неприятность.

Муся стояла с комбайнером Гончаруком, смазывавшим комбайн, и виновато слушала, что он говорил ей.

Речь шла уже не об уборке, а о подъеме зяби, и Гончарук утверждал, что надо пахать как можно скорее, что земля, как он понимает, тут слабая, дождей не предвидится. Муся же, вздыхая, отвечала, что в земле она твердо уверена, а что с пахотой еще вполне можно обождать.

— Разве мы с вами, Алексей Иванович, мало от нее взяли? — спрашивала она. — Во всем районе первые, не правда, что ли?

— Первые-то первые, а выводов никаких не получим, — стоял на своем Гончарук, и было видно по его лицу: уверен, что его подведут, и потому Мусины уговоры на него плохо действовали. — Колхозный фонд у нас с тобой не тот, вот что.