Георгий Шилин - Прокаженные

Плюхин начал следить. Разведки привели к неожиданному открытию: Плюхин точно установил — по вечерам они ходят гулять. Конечно, они скрывают свои отношения! Плюхин понял, что Лидия Петровна погибла для него безвозвратно.

Но что он мог сделать? Женщины ведь любят пустозвонов. Зачем им душа и внутренние достоинства человека? Им важна красивая внешность — хорошо сшитый костюм… изящество. Одним словом, такие вот донжуаны. Ну что в нем, в этом итальянце? Балаболка… говорун… кошачьи манеры. Ясно, он наговорил ей всякого вздора, а она и развесила уши. Он не ошибся: между Гольдони и Лидией Петровной существовали отношения, несколько выходящие за пределы обычных, установившихся между обитателями здорового двора.

Их прогулки вошли в систему. Они уходили в степь, подальше от поселка, от служебных обязанностей, от больного двора, туда, где не было ни людей, ни проказы.

Однажды вечером они долго сидели на степной поляне. Они почти не разговаривали. Каждый из них ждал от другого иных слов, чем те, которыми они обменивались до сих пор. Вдруг Гольдони придвинулся к Лидии Петровне так близко, что она почувствовала на своем лице его волосы. Он молча и властно обнял ее и привлек к себе. Она закрыла глаза. Кругом лежало безмолвие степи.

На одно мгновение женщина открыла глаза, и Гольдони прочел в них покорность.

В тот вечер они долго пробыли на поляне, а через два дня в лепрозории стало известно о предстоящей свадьбе между Гольдони и Лидией Петровной. Их поздравляли. У них справлялись о дне свадьбы.

Почти с того момента, когда стало известно об обручении итальянца и стажерки, доктор Туркеев начал замечать некоторые странности в характере своего заместителя. Тот как-то сразу и резко оборвал свои посещения больного двора, прекратил близкие отношения с прокаженными, стал малоразговорчив и пассивен в работе, проявляя признаки какого-то беспокойства. Иногда в самый разгар работы он внезапно бросал амбулаторию и отправлялся к себе на квартиру. Потом возвращался и опять принимался за дело. Иногда Гольдони становился беспричинно мрачным или веселым. Но все эти странности совершенно не интересовали доктора Туркеева.

Зато внимательно присматривался к ним Плюхин. Он видел, как нервничает Гольдони, видел эти странные перемены в итальянце и чувствовал, что у него с Лидией Петровной что-то происходит… Ему хотелось все узнать, все выяснить, до всего докопаться. Но как? Раньше у него была возможность следить в степи… А как проследить теперь, когда окно в комнате закрыто тяжелой шторой?

Плюхин несколько раз подходил к Лидии Петровне, пытался заговорить с нею. Однако выяснить «причину» не удавалось.

Один раз, когда Плюхин сидел с нею на крылечке, он заметил итальянца, идущего с больного двора. Плюхин хотел уйти, но его внезапно удержала Лидия Петровна. Гольдони подошел и, быстро взглянув на лекпома, прошел к себе и позвал Лидию Петровну. Та ушла и больше не вернулась. Тогда Плюхин начал смутно догадываться, что Гольдони ревнует. Вскоре его предположение подтвердил следующий необычайный эпизод. Гольдони устроил сцену давнишнему другу Лидии Петровны — Пыхачеву и выгнал его из своей квартиры. Лидия Петровна была доведена до истерики, Пыхачев чувствовал себя так, будто его обварили кипятком. Потом Лидия Петровна извинялась перед ним, сославшись на усталость и нервозность мужа (она называла его "мужем"), Доктор Туркеев отнесся к этому эпизоду как к одной из странностей Гольдони. Для Плюхина же причина стала ясна: итальянец ревновал. Плюхину было жаль Лидию Петровну, тем более что по лепрозорию стали ходить слухи, будто Гольдони бьет свою невесту…

Во всяком случае, как выяснилось впоследствии, Гольдони действительно ревновал Лидию Петровну решительно ко всем мужчинам здорового двора: к Пыхачеву, Клочкову, Плюхину и чуть ли не к доктору Туркееву. Он обвинял ее в развращенности, выгонял из квартиры, а потом валялся у ее ног. Лидия Петровна все прощала.

Так продолжалось недолго. Один раз Гольдони вынудил ее своей ревностью собрать вещи и уйти к Вере Максимовне. Тогда он явился к ней и в присутствии Веры Максимовны торжественно дал обещание — никогда ни единым словом не попрекать невесту. Он просил прощения. Лидия Петровна простила и вернулась к нему. На следующий день она прибежала обратно. Вслед за нею примчался Гольдони. У них произошло тяжелое объяснение. Он осыпал ее оскорблениями и угрозами. Она заявила, что свадьбе их не бывать, и предложила убраться из комнаты. Тогда Гольдони засмеялся. Он близко подошел к ней и сказал, что если уж на то пошло, то он сообщит ей некоторую новость… Она не знала до сего момента ничего… Она была дура… Она ничего вообще не замечала… Но теперь пусть узнает… Пусть узнает она, что он, врач Гольдони, заместитель доктора Туркеева, по существующим правилам не имеет права проживать там, где живут все здоровые, так как он ничем не отличается от обитателей больного двора. Короче говоря, он — прокаженный… Десять лет длится у него эта болезнь.

Признание Гольдони показалось девушке невероятным.

- Не веришь!? — закричал он. — Так я докажу тебе… — Он тут же сбросил с себя пиджак, сорвал жилет, сорочку и обнажил спину.

- Вот смотри… Знакомы тебе эти рубцы? А эти узлы? Не веришь… Хорошо же.

Гольдони снова надел пиджак и помчался к доктору Туркееву, от которого потребовал немедленного микроскопического исследования срезов его рубцов.

Действительно, итальянец был болен проказой. Микробы были найдены. Как выяснилось, пять лет тому назад Гольдони перенес довольно тяжелый приступ болезни. Вскрывшиеся язвы были залечены, и с тех пор матуляция больше не возвращалась к нему.

Четыре месяца прожил этот странный человек среди здоровых людей, и им ни на одну минуту не приходила мысль об осторожности, четыре месяца изо дня в день он пожимал всем руки, пил вместе со всеми чай, обедал вместе со всеми здоровыми, и вдруг…

Признание Гольдони у одних вызвало испуг, у других — отвращение, но у всех появилось к нему одинаковое чувство — презрение. Гольдони сразу упал в глазах населения здорового двора. Духи, костюмы, манеры — все это казалось теперь чем-то нелепым и фальшивым. Один только доктор Туркеев оставался сдержанным и спокойным.

В тот день, когда окончательно выяснилась болезнь Гольдони, к Туркееву пришел Пыхачев и, неловко роняя слова, спросил — чем может кончиться все это для обитателей здорового двора? Ведь он почти изо дня в день завтракал вместе с ними, пил чай, обедал…

Туркеев вскинул на него очки и раздраженно проговорил:

- Не знаю, батенька, чем все это может кончиться… Я — не бог и не пророк. Но страшного тут, батенька, я ничего не вижу. Не надо забывать того, что живем мы не в раю, а в лепрозории, где каждый из нас каждую минуту может стать прокаженным… Да, может стать! На то мы и шли… Что в том, если Гольдони жил среди здоровых четыре месяца или десять лет, как он говорит, а мы о том не знали? Велика важность! Откуда я, например, знаю: больной вы или здоровый? Тут нечего возмущаться итальянцем. Он — ни при чем. Представьте себе случай: кто-нибудь из нас, не зная того, заразился, предположим, уже год назад. Он прокаженный? — Прокаженный. Опасен он для здорового общества?