Зоя Журавлева - Выход из Случая

— Поднимитесь, «Площадь Свободы», — разрешила Ксана. — Потом и придумаем. Только не нужно себя настраивать. Тьфу, селектор!

Ногу-то не сияла с педали, голос вышел на трассу. Сразу зазвонил телефон. Один, второй. Ксана взяла городской, кивнула Нине на местный.

— Ой, Ксения Филипповна, а мы вас слышим! — Голос Брянчик, дежурной по станции «Лигогжа», разом наполнил ухо веселым стрекотанием. — Я только не поняла, чего мы придумаем…

Ксана слушала, чуть отставив трубку. Горластая будет невестка, не заскучаешь. А ведь будет, хоть Федор пока молчит, все идет к тому. Последнее время Федор, правда, дома сидит, занимается, программа большая сейчас в техшколе. А может, поссорились. Федька вроде смурной.

— Я сперва подумала, это — нам. Потом вижу — ой, это не нам. Надо, думаю, позвонить Ксении Филипповне..

— Спасибо, Люда, я уж сама спохватилась.

— Ой, пожалуйста!

Вежливая, значит, будет невестка…

Нина меж тем все говорила по местному телефону:

— Да, конечно… Нет, это случайно… Учтем обязательно… Нет, спокойно… Сегодня «Хроники» нет… Сразу же, обязательно, Владлен Генрихович… Нет, не повторится..

Положила наконец трубку и объявила весело:

— Кураев! Представляешь? Хитрый черт, ничего не пропустит.

— А он-то откуда? — удивилась Ксана.

— Звонил с «Новоселок». Блок-пост небось метелит после вчерашнего.

— Хорошо живем, — засмеялась Ксана. — В «Хронике» чисто, никаких происшествий, начальство довольно, и его начальство начальством довольно, а внизу, само собой, раздолбон. Интересно, как они Жорку-то с блокпоста уберут, если ничего не было?

— Уж найдут причину. Не волнуйся, запишут…

— Можно, девочки?

Роскошная женщина Инна Гордеевна Кураева, диспетчер Второго Круга и председатель цехкома, явила себя в дверях, красиво прошлась на длинных ногах и притормозила у пульта. Инна тоже, конечно, в форменном кителе, но китель был умело заужен, что надо — подчеркивал, будто случайно, и гляделся, совместно с юбкой, почти нарядно. Заграничная водолазка белела, словно лебяжья шея, и еще усиливала эту праздничность. Волосы начинались у Инны высоко над белым и чистым лбом, ниспадали, плавно текли на плечи.

— Профсоюзное собрание, девочки, в шестнадцать ноль-ноль.

|— Знаем. А чего будет?

— Разные вопросы, — засмеялась Инна. — Как мои туфли?

Новые туфли были на Инне Кураевой, явно не наши: носок заужен, но не совсем, уже без платформы и перетяжка на самом подъеме.

— Легкие?

— Как пух, — сообщила Инна.

— Почем?

— Не знаю. И не хочу даже знать. Французские. Кураев привез из Москвы. Специально надела, чтоб вы завидовали.

— Завидуем, — подтвердила Ксана.

— Мне все равно не налезут, — сказала практичная Нина Тарнасова. — Нечего и завидовать. Твой Кураев сейчас звонил.

— Чего ему? — без интереса спросила Инна.

— Ксанка по селектору не отключилась, делал втык. Как проезд запрещающего — так тихо, хвостом залижут, а тут — за три слова втык. Представляешь?

— Ужасный зануда! — засмеялась Инна. — Нет, правда, девочки. Прямо не понимаю, как это я с ним живу!

— И неплохо вроде живешь, — улыбнулась Ксана.

— Неплохо, — кивнула Инна.

При Инне можно хоть как ругать главного инженера Службы движения, к которой относятся и диспетчеры. Не передаст, никогда не использует, за это Инну любили. С самим-то не приведи бог столкнуться, тут жди всякого. Обходителен внешне, привет передаст и мужу, и детям. А потом прочтешь про себя в приказе, как вчера с дежурной Татарской.

Она в ночь заступила на «Площадь Свободы». И там были работы на третьей стрелке. Татарская оградила участок, записала в журнал как положено. И в дежурке сидит. А Кураев среди ночи вдруг ссыпался на голову. Тоже пил чай с Татарской, шутил. Вместе пошли по станции. «Вроде работы на третьей стрелке?» А то он не знает! Прошли туда. Татарская прямо ахнула: один фонарь плохо, видать, закрепила. Упал. Ну, скорей поставила. Кураев еще успокаивал — ничего, мол, упал, бывает. Еще чаю попил. Передал мужу привет.

А утром вышел приказ по Службе: «дежурной Татарской снять тридцать процентов премии за некачественное ограждение работ на третьей стрелке и ослабление бдительности во время ночного дежурства». И проработать Случай с коллективом станций, чтобы неповадно было…

— Это просто подлость! — Нина разгорячилась, рассказывая. — Ну, увидел — скажи в глаза, чтобы человек знал!

— Я уж ему говорила. — Инна махнула рукой. — Почему, говорю, ты такой подлый? А у него одно: «Должен быть порядок!» Ну, раз порядок любишь, тогда мой посуду, чисти картошку. Моет. Чистит.

— Порядок! — хмыкнула Ксана. — Тогда уж для всех должен быть один порядок. И в большом, и в малом.

— Нет, чай-то он зачем с ней хлебал? А потом — нате!

— А он, Ниночка, считает, что отношения должны быть простые, демократичные. Дают чай — надо пить. А при чем тут стрелка? Зануда он!

— Нет, я не понимаю…

— Как будто я что-нибудь понимаю, — сказала Инна, вставая. — У него и дети зануды, все трое.

— Твои, между прочим, дети, — вставила Ксана.

— А я что, отказываюсь? Петька игрушки мочалкой моет, с мылом. Димка с утра на бумажку записывает, чего днем сделать. Наташка алгебру за обедом читает, для удовольствия, как детектив. Вы когда-нибудь видели, чтоб я алгебру за обедом читала? И не увидите!

Дверь за Инной закрылась.

— Тридцать первому задала на выход?

— Уже ползет. Вон, появился…

— «Университет» тоже можно отдать на местное.

— Пожняева подмену на контроле дает, предупреждала..

— А, забыла.

— Интересно, как мы на тридцать восемь пар перейдем? Они же у нас не полезут, — сказала Нина рабочим голосом. И вдруг — дальше, без перехода: — Надо было ребенка от Мурзина родить. Сейчас бы кончал первый класс. И была б не одна…

— Спохватилась. Я диспетчер! Слушаю, «Университет». Да, можно еще на полчаса, потом возьмете на местное.

— Просто подумала. Вспомнилось вдруг…

Ксана тоже помнила. Очень их тогда Мурзин забавлял, всю диспетчерскую. Звонил аккуратно в начале смены: «Мурзин беспокоит, извините. Просто хотел пожелать вам и вашим товарищам спокойного дежурства». — «Сейчас позову товарищей!» — «Если это удобно». Сроду сам Нинку не спросит, а так, измором. «Удобно. Нина, тебя!» Нина говорила в трубку небрежно, как не говорила ни с кем: «А, это ты?.. Ничего… Как обычно… Даже так? Ну, жди, если хочешь».

После смены Мурзин ждал под лестницей. Из диспетчерской спускались гурьбой. Мурзин смешно делал навстречу короткой ножкой, вроде — общий поклон. Нине всегда припасал цветочек, хоть была зима. Нина брала небрежно, шла к дверям, не глядя. Кругленький Мурзин катился за ней впритык, как пришитый. Даже в высокой шляпе был Нине чуть по плечо. «Наша-то Корабеля!» — «Ой, девочки, присушила!» — «А если это любовь?»— «Не говори, подруга…»