Фзнуш Нягу - Властелин дождя

Вот уже полтора года, как Дидина вышла замуж за Григоре Мэрэчине. Они с Лиликой были дочерьми Михулеца, который в 1938 году оказался замешанным в деле конокрадов, был пойман и забит жандармами до смерти. Земля сирот попала в руки одного пьяницы, и он пустил детей по миру. Дидина вышла за Григоре, чтобы избавиться от бедности. И вот на свадьбе невеста — рослая, в теле, крепкая, а жених, как говорят в народе, недомерок и урод уродом. Рост у Григоре не больше сабли Мэрэчине, которую тот купил во времена, когда его взяли в армию, в кавалерию, — с тех пор она висела у него вместе с охотничьим ружьем на крюке под иконами. Так и не смог Григоре овладеть женой, и через несколько месяцев после свадьбы его мать собрала целебные травы, чтобы придать ему силы. Теофил Мэрэчине полагал, что лучше хорошенько полечить сына вожжами. Только и от этого не было проку. Тогда однажды зимой в праздничную ночь попытался он сам обнять сноху, но та запустила ему в голову ведерко с дегтем; три дня потом отмывал Мэрэчине щелочью измазанные дегтем волосы.

В тот августовский вечер понравился Дидине плечистый солдат с белоснежными зубами. Ни на секунду не могла она отвести от него взгляд, и лениво и прельстительно изгибалось ее тело. Тогда Григоре бросил играть и вышел из избы, к жене. Но она его будто и не видела. Взяла несколько луковиц и, когда приглянувшийся ей солдат повернулся спиной, бросила со смехом, целясь в его светлые волнистые волосы.

«Ты что же, не видишь: он стережет тебя», — будто произнес, оборачиваясь, солдат, но она лишь презрительно пожала плечами: «Какое мне до него дело!»

Другие повара подталкивали друг друга, но молчали: было боязно наблюдать, как страсть овладела этой женшиной и заставила ее обо всем позабыть. Боязно и унизительно— такое унижение обычно испытывает мужчина от сознания, что не он избранник.

Через час, когда луна стала клониться к горизонту, во двор ворвалась толпа кавалеристов. Они разобрали котелки с чорбой и вернулись на берег реки. Григоре Мэрэчине пошел закрыть за ними ворота, и потом я слышал, как он рыскал по саду, как распахнул дверь дома.

В это время Дидина встала с порога и пошла по желтоватой лунной дорожке, терявшейся в глубине сада в зарослях цикуты и бузины. Обогнув сараи, женщина остановилась и повернула голову, не выпуская из рук концы откинутой шали. Светловолосый солдат у навеса ответил на этот молчаливый призыв, чуть склонив голову; потом он накинул на плечи куртку и направился за нею следом. Во дворе с минуту наблюдали за тем Акак он удаляется, потом один из поваров влил ведро воды в казан и принялся мыть его, оттирать пучком соломы, напевая низким, хрипловатым голосом:

И вдруг ухнули два ружейных выстрела — они прокатились по долине и смолкли на кукурузном поле. Разорванная на мгновение тишина снова нависла над селом, тяжелая, равнодушная. Испуганные повара кинулись за оружием, а потом по лунной дорожке — в глубь сада. Там под яблоней, у тропинки, они увидели своего товарища. Он был ранен в плечо. На траве в ночной росе лежала Дидина, прикрывая руками сердце. Муж, с которым она так и не познала любви, застрелил ее. Рядом, зацепившись за куст, висела ее шелковая цветастая шаль.

Солдаты беспомощно глянули на поле, где скрывался беглец, потом подняли на руки Дидину и отнесли ее во двор. Они положили ее под окном на две охапки сена и накрыли ей лицо шалью. Пришел мой дедушка. Молча перекрестился, отломил веточку померанца и сел на скамейку рядом с покойницей, чтобы совершить обряд бдения.

— Отправляйся на хутор, — обернулся он ко мне, — и скажи ее свекру, чтобы возвращался.

С солдатами он не перемолвился ни словом.

Я поехал на хутор и только после полуночи нашел Теофила Мэрэчине. Разбудив его, я стал рассказывать, что случилось. Мэрэчине застонал, глаза его расширились от ужаса. Наконец он вместе с моей бабушкой сел на телегу и отправился в деревню. Долго еще слышался стук колес по дороге, ведущей через кукурузу, потом его заглушил шум машин, поднимающихся по шоссе от Брэилы; шум приближался, становился все сильнее, но и его неожиданно перекрыло грохотание пушек — это стреляли румынские части у моста с высокого берега реки.

Перед зарей бой стих, и люди, убежавшие в отдаленные хутора, узнали от посланных ими в Г. лазутчиков, что немцы из колонны, пытавшейся прорваться к Рымнику-Сэрат, сдались нашим кавалеристам, которые теперь конвоировали их до Брэилы.

Утром, когда я вместе с женой Мэрэчине и Лиликой вернулся домой, дедушка мой все так же сидел у изголовья Дидины; бабушка возилась в конюшне, а Теофил Мэрэчине чистил скребницей волов и бычков, которые стояли теперь на привязи перед стойлом у кучи навоза.

Лилика, как увидела сестру, принялась плакать и причитать.

— Замолчи! — прикрикнул на нее Мэрэчине. — Замолчи, не доводи меня до греха, не то лежать тебе рядом с ней.

Но девочка зарыдала еще пуще, и Мэрэчине дал ей такую пощечину, что она упала, а он принялся избивать ее, будто намереваясь выполнить угрозу.

— Отведите ее в дом и успокойте, — крикнул дедушка жене Мэрэчине. — Хорошо бы бедняжке поспать, забыться.

С той ночи Григоре никогда больше не возвращался в деревню: жив ли он, или кости его белеют в каком-нибудь овраге — кто знает. А через неделю исчезла из дома Мэрэчине и Лилика; и вот я встретил ее спустя двенадцать лет в Тихом Озере и наговорил ей грубостей.

Открытие это меня взволновало. Я считал драму крестьянина Михулеца, конокрада, убитого жандармами, завершенной, но, видать, я измерял жизнь негодным мерилом. Теперь воображение мое разыгралось, и я принялся фантазировать. Что же могло произойти за истекшие двадцать лет? Из дома Теофила Мэрэчине Лилика вместе со своим приемным отцом отправилась на Западный фронт. Они прошли с боями Трансильванию и перешли через Тису. Стоит зима. В степи неистовствует белая мгла. Румынский эскадрон ведет кровопролитные бои. После атаки Андрей Доброджану, уставший до полусмерти, возвращается в обоз, где ждет его дочурка, укутанная в промерзший полушубок; в руках у нее заяц из папье-маше, и она грызет сухари, размоченные в снегу…

Я находил, что для меня, молодого журналиста, полного честолюбивых замыслов, эта тема — просто находка. Повесть, которую я собирался написать, — «Дочь конокрада»— должна была произвести фурор. Чтобы написать ее, стоит, сказал я себе, пожить с годок в Тихом Озере.

Андрея Доброджану, прозванного в селе Бормотун, я вскоре разыскал. От былого его здоровья и силы мало что осталось. Он постарел, скособочился из-за раны в плече и стал припадать на ногу. Лицо у него худое, серое, голова круглая, напоминает арбуз, вены на шее выступают и натянуты, точно струны контрабаса — хоть смычком на них играй.