Фзнуш Нягу - Властелин дождя

И тут лицо его обдал фонтан липких капель; он открыл глаза: кто-то стоял на опушке и кидал в воду комья земли.

— Эй! — крикнул Хория Ваду, вздрогнув от враждебности своего собственного голоса. — Тебе что, мать твою так, больше делать нечего?

Из-за скалы показался инженер в тельняшке.

— Ну чего ты ко мне привязался? — вяло спросил Хория Ваду.

— Пошли, нас ждет там грузовик, — сказал инженер и показал на дорогу за лесом.

Хория Ваду застыл: на правой руке инженера не было одного пальца.

Он молча вернулся на берег, подавленный усталостью и запоздалым страхом, тяжелым, как земля, ибо только сейчас он до конца понял, в какой глубокой ночи блуждал все это время.

1962

Шел дождь. Свернувшись калачиком под одеялом, мальчик прислушивался к стуку дождевых капель о железную кровлю. За окном огненными ветками метались молнии. «Падают яблоки», — думал мальчик. У него была яблоня в конце сада, возле Дуная. Яблоня была молодая, сплошь увешанная яблоками, и ему стало жалко, что завтра он увидит их на земле.

— Бабушка, — позвал он, приподнимаясь на локтях.

Никто не ответил, и ему сделалось страшно. Но он все- таки вылез из постели и подошел к печке. Бабушка спала, шерстяная шапочка, которая покрывала ее белые волосы, съехала набок, и мальчику стало смешно и весело. «Бабушка тут, — сказал он себе, — и мне нечего бояться. Да и Белолобый у двери, спит на пороге, чтоб не вымокнуть».

От шума дождя и ветра, далекого, чужого, его охватило смятение, казалось, где-то рушатся неведомые и невидимые миры. И чудилось, что кто-то жалуется, плачет. Пугал и рев в водосточной трубе справа от окна. «Идет дождь, — успокаивал он сам себя, — растет трава, распускается щавель, и у забора над Дунаем завтра вылезут грибы. Да еще какие: маленькие, да удаленькие», — повторил он бабушкины слова. И раз уж сон от него ушел, он решил дождаться новой молнии, чтобы посмотреть, на сколько частей распадается огненная стрела. Но дождь припустил пуще прежнего, а гроза ушла, молнии сверкали где-то за горизонтом, и окно оставалось темным.

Он подождал еще, а когда понял, что ждет понапрасну, протянул руку к шестку, чиркнул спичкой и стал осматриваться. В углу комнаты увидел гору яблок. Видно, бабушка и мать собрали их вечером, когда он уже спал и началась гроза. Яблоки были красные с желтыми бочками и сверкали ярче молний. «Они светятся, — сказал он себе, — потому что их прокалило солнце и продубил дунайский ветер». И решил полежать на них голышом. Сбросив рубашку, взобрался на яблочную гору, ступая осторожно, чтобы не раздавить яблоки, и улегся, раскинув руки. «Я мог бы их съесть, если б только захотел, — сказал он себе, — но лучше взять у них их свет и цвет, пусть мои ладони сверкают — как молнии». Эта мысль пришлась ему по душе, и он стал развивать ее дальше… Вот его ладони горят как жар. Он переплывает в лодке Дунай, влезает на высокий тополь и машет оттуда своими огненными руками, чтобы вспугнуть зайцев, которые засели в зарослях; их оттуда не выгнать, даже если взять с собой Белолобого. Но вот они стремглав несутся к Дунаю, а оттуда — назад, к лесу. Тут он опять взмахивает рукой, и они, прижав уши к спине, мчатся так, что только пятки сверкают. Но ему все-таки жалко зайцев, и потому он прячет руки в карманы. А вот уж эти разбойницы лисицы пусть надеются на господа бога! И выдры тоже: ведь всю рыбу съели — никак не насытятся.

Целый час он лежал на яблоках. Начало светать. И тогда, опасаясь, как бы его не застигла врасплох мать, которая всегда вставала рано, он оделся и, подойдя к бабушке, провел ладонями по ее лицу.

— Что такое? — вскочила в испуге бабушка, протерла кулаками глаза, и он понял, что обжег ей лицо.

— Тебе жжет, бабушка?

— Нет. Я услыхала запах яблок и проснулась. Чего ты смеешься?

— А у меня две молнии… — И мальчик поведал ей обо всем.

— У яблок нет той силы, о которой ты думаешь, — проговорила бабушка. — Больше не ложись на них, слышишь?

Мальчик молча уселся на кровать. На его круглое лицо с мелкими чертами словно легла печаль дождя.

— Не нужна мне больше яблоня. Возьми ее себе.

Бабушка посмотрела на него своими добрыми глазами.

— Не сердись. Будут тебе молнии.

— Но мне они нужны сегодня! — сказал мальчик. — Папа привез две телеги арбузов. Когда дождь перестанет, я прислонюсь спиной к сараю, а ты завалишь меня арбузами. Арбузы во сто крат больше яблок, и в них есть сила.

1971

— Вот и осень пришла, — вздохнул дед, — зайцы небось жирок нагуляли, возьму-ка я ружьецо да переберусь на виноградники.

Мальчуган, шмыгая вздернутым носиком, ест арбуз.

— Будто конь, фыркаешь, — посмеивается над ним дед.

Мальчуган ест арбуз и глядит на тополь, что растет возле самой кухни. И взаправду осень — листья на тополе пожелтели, думает малыш, вот доем арбуз, наберу листьев, штук сто, а то и двести, буду весь в листьях, как дракон в золотой чешуе, схвачу кота за шкирку и не отпущу, пока не скажет, куда моих голубей дел. У меня целых четыре голубя было, они меня на своих крыльях на черешню поднимали, и на яблоню бы теперь подняли, где яблоки висят большие-пребольшие, голова у барашка и то меньше будет. Эх, жалко — нету моих голубей! А барашки, глупые, выросли и стали баранами. Не хотят больше играть со мной. Подойдешь к ним, а они бодаются, опустят голову да как наподдадут!

— Деда! — говорит громко мальчик. — Застрели барана! Всади ему пулю промеж рогов, чтобы кубарем покатился прямо в овраг. А я, как увижу, что он там валяется, кликну моих орлов, и они его заберут. У всех орлы голубые, а у меня белые… Деда, ты, когда надумаешь везти зерно на мельницу, скажи мне, я моих орлов позову. «Помогите, орлы мои верные, отнесите этот мешок на мельницу, а то дедушка старенький, а все лошади на жнивье заняты!» Только ты, деда, сделай мне флаг. Флаг-то у меня есть, я только не знаю, как его к палке привязывать, попробовал, и не получается…

— Зачем тебе флаг?

— После обеда большо-о-й бой будет. Окопы мы еще вчера вырыли. Дай мне еще арбузика, мне в плену года два, а то и целых три есть не дадут, надо сытым быть. Командир приказал — ешь, говорит, от пуза. Ох, тяжела доля солдатская!

— Что ж ты в командиры не вышел? — говорит дед. — Все солдат да солдат, тебе давно чин полагается, повышение по службе.

— Не-ет, я еще маленький, бегаю плохо, меня враг запросто поймать может. В пленниках лучше быть, чем в убитых, глаза закрывать не надо и шевелиться можно. Я уже раз пять был убитым, да меня оса ужалила, я как заору, вот меня из убитых в пленные и перевели. Убитым орать не полагается. Я тут приглядел ежевичный куст, попрошу, чтобы меня туда в плен посадили, ежевики поем. Прямо с куста буду есть, ягодки сладкие, прохладные. Хочешь, деда, я и тебя с собой возьму? Только со взаправдашней винтовкой нельзя. А ты давно стрелять научился?