Мамед Ордубади - Подпольный Баку

- О, я была бы счастлива.

- Вам известно, кто я?

- Нет. Однако я знаю, что Сона-ханум и господин питают к вам большое уважение.

- Я директор реального училища, моя фамилия Михайловский. Я пользуюсь уважением не только вашего хозяина и других бакинских миллионеров, но и самого господина губернатора.

- Я рада за вас, господин Михайловский...

- Благодарю за доброе слово. Я вижу, вы воспитанная девушка и совсем не похожи на служанку. Однако служить и жить в доме Гаджи Зейналабдина Тагиева - это большая честь для каждого. Вы должны всегда помнить об этом и ценить оказанное вам доверие. Прислуживать его жене, милой Соне-ханум, великое счастье. Этого удостаиваются не многие. Я вечно буду хранить в своей благодарной памяти то время, когда лично подготавливал к выпускным экзаменам вашу госпожу. А теперь ответьте мне: вы хотели бы закончить экстерном гимназию?

- О, конечно! Это моя давнишняя мечта.

- В таком случае, поручите мне позаботиться об осуществлении вашей мечты.

- С большим удовольствием... Я так вам благодарна!

- Я сам поговорю с вашей госпожой. Соне-ханум и Гаджи будет лестно, если о них в городе будут говорить как о людях, покровительствующих просвещению. Вы могли бы приходить в определенное время в реальное училище, которым я заведую?

- Если госпожа разрешит...

Во время этого разговора Михайловский буквально пожирал Женю взглядом. Ее внешность сводила его с ума еще с того памятного вечера, когда миллионер Тагиев принимал нового губернатора Накашидзе.

Что касается Жени, то она смекнула, что, посещая Михайловского, сможет познакомиться с учащимися реального училища и втянуть их в революционную работу.

Гаджи и Сона-ханум пригласили Михайловского к завтраку.

Хозяин дома был явно не в духе.

- Всеобщая забастовка - страшная вещь, - сказал он, обращаясь к гостю.

Сона-ханум.сверкнула глазами.

- Голодранцы! Скоты! Неблагодарные твари!

Зазвенел телефон, стоявший на столике у двери. Гаджи, поставив стакан на блюдце, подошел к телефону, взял трубку.

- Да, это я, Гаджи... Что?... Говори короче, что произошло?... Забастовка?... У меня?... Говоришь, все бастуют?...

Гаджи швырнул трубку на телефонный аппарат и обернулся к жене.

- На нашей фабрике началась забастовка.

Сона-ханум поднялась из-за стола.

- Негодяи! Нищая шантрапа! - Она подлила в стакан мужа свежего чая. Но почему бездействуют люди Шендрикова?

Гаджи утер платком вспотевший лоб.

- Сторонники Шендрикова тоже принимают участие в забастовке. Иначе нельзя. Рабочие могут отшатнуться от них. Я вызвал Петра Солоухина к нам. Надо заканчивать завтрак.

- Может, ты пригласишь его выпить чашку чая?

- Неплохая мысль. Так и сделаю.

- Он прилично одет? Может вести себя в обществе?

- Интеллигент. Держится отлично, подлинный джентльмен...

Телефонный звонок прервал слова хозяина дома. Он поднял трубку, и по тому, как у него затряслись руки и покрылось мертвенной бледностью лицо, жена и Михайловский поняли: известие не из приятных.

Закончив разговаривать, Гаджи провел рукой по макушке, что он обычно делал в минуты душевного волнения, и расстроенным голосом сообщил:

- На мельнице тоже объявлена забастовка. Иранцы на фабрике примкнули к бастующим. Пока неизвестно, присоединились ли к бунтарям матросы на моих судах. Несомненно одно: эта проклятая зараза проникает всюду.

Вошла служанка и доложила о приходе Петра Солоухина.

Сона-ханум поспешила удалиться через боковую дверь.

- Пусть войдет, - приказал Гаджи. - Вы, господин Михайловский, будете свидетелем нашего разговора.

В комнату вошел небольшого роста человек, смуглолицый, с маленькими усиками.

- Присаживайтесь, позавтракайте со мной, - приветливо сказал хозяин.

- Благодарю вас, господин Гаджи, - ответил вошедший, подсаживаясь к столу. - Итак, случилось то, что я предвидел.

Гаджи невесело покачал головой.

- Кто стоит во главе забастовки?

- Большевики, меньшевики, дашнаки...

- Дашнаки дали нам слово... Они не будут принимать участия в забастовке до конца.

- Да, это так, господин Гаджи. Дашнаки - народ порядочный, их нельзя сравнивать с большевиками. Им удастся убедить своих людей.

- Как настроены эсеры?

- Их мало. Эсерам не стоит придавать значения.

- Каковы требования забастовщиков?

- Я переписал их и принес вам. - Петр Солоухин извлек из внутреннего кармана пиджака листок бумаги, развернул его, - Требования рабочих содержат тринадцать пунктов. Я прочту вам их: 1. Восьмичасовой рабочий день; 2. Три смены на круглосуточной работе; 3. Предоставление рабочим жилищ: для холостых - одну комнату, семейным - две; 4. Медицинская помощь за счет предприятия; 5. Заболевшие получают пятьдесят процентов заработной платы; 6. В летнее время рабочие на предприятиях должны обеспечиваться охлажденной кипяченой водой; 7. Деревянные нары в рабочих бараках должны быть заменены железными кроватями; 8. Заработная плата должна выдаваться своевременно; 9. Рабочим, проработавшим на предприятии год, должен предоставляться оплаченный отпуск; 10. Для детей рабочих должны быть открыты школы; 11. Должен быть принят закон об оплате дорожных расходов и о выдаче дополнительных средств рабочим, которые отправляются предприятием в другие места на временную работу; 12. При увольнении рабочего ему должна быть выдана двухнедельная заработная плата или же он должен быть за две недели предупрежден об увольнении; 13. Праздничные и воскресные дни должны оплачиваться полностью.

По мере того как Солоухин читал, глаза у Гаджи все больше суживались. Он взял листок из рук Солоухина и пробежал его глазами.

- Это невозможно! - резко сказал он, зажав в руке бородку. - Пункты первый и двенадцатый должны быть ликвидированы. Пункты девятый и тринадцатый также неприемлемы, я не желаю даже слушать об этом. Что касается пунктов третьего и шестого, возможно, некоторые хозяева согласятся с ними. Принятие же пунктов четвертого, восьмого и одиннадцатого означало бы полную капитуляцию перед рабочими. Ни об одном из этих требований губернатор Накашидзе знать не должен. Вам придется самому исправить этот документ.

Солоухин задумался, лицо у него стало пунцовым.

- Я полностью согласен с вами, господин Гаджи, - удрученно сказал он. - Требования рабочих наглые. Однако я не считаю возможным склонить кого-либо из членов стачечного комитета к пересмотру этих требований. Особенно непримиримы и упрямы большевики.

- Кто из большевиков входит в стачечный комитет?

- Джапаридзе, Фиолетов, Стопани.

- А кто из меньшевиков?

- Илья, Тарас и я. Об Илье Шендрикове должен сказать, что он только числятся членом стачечного комитета, на самом же деле не принимает в нем участия.