Олесь Гончар - Твоя заря

- А где у него но свои! На Новой Зеландии до сих пор стоит вспомнить мистера Заболотного, сразу улыбка: о, это тот ас?! Такой веселый джентльмен! Так гоняет! Два "мерседеса" разбил! Совьет казак!..

Шутливые рснлики вряд ли долетают до Заболотного, который в это время стоит поодаль с двумя служащими аэропорта, ведет с ними, видимо, деловые какие-то переговоры, и когда наблюдаешь за ним в этот момент, невольно улыбнешься: вот это стиль! Дело, может, пустяковое, но какая школа, достоинство, какое искусство ведения перетрактаций! Утонченная японская сверхвежливость и дружелюбная мудрая манера терновщанских сватов, которым ведено во что бы то ни стало добыть "куницу" - вот где они породнились! Вот где во всем блеске дано проявить себя взаимной вежливости и сверхвежливости, деликатности и сверхделикатности, до чего же уместны здесь и эта принятая обеими сторонами условность, которая их несколько даже веселит, вместе с тем налицо тут и вполне серьезные взаимные уважение и доверие,- все то, что не так часто, к сожалению, видишь в отношениях между современными людьми. Создавалось впечатление, что для служащих аэропорта нет сейчас большей приятности, как сделать на прощание хотя бы маленькую услугу этому симпатичному Заболотному-сан, они будут просто счастливы чем-то оказать ему содействие, избавить эту чету от мелочных, докучливых формальностей, и, учтите, все это мы делаем только для вас, Заболотный-сан, в виде исключения, в благодарность за то, что вы со своей стороны всегда были к нам дружелюбны чисто по-человечески, не жалели внимания, то есть перед нами тот, кто владеет истинным даром контактности. Даже чудно мне было там на Заболотного смотреть: где он этому научился, редкостному этому умению так легко и естественно сходиться с людьми?

Замечаю, как один из коллег Заболотпого, понурый, с характером нелюдимым, поглядывает на него с еле скрываемой завистью, ему самому, похоже, ни за что не удалось бы так легко поладить с чиновниками и - ко взаимному удовольствию - без волокиты разрешить какое-то там, должно быть, п впрямь формальное дело... Годами изучаешь дипломатические премудрости всех времен, овладеваешь сразу несколькими языками, а где научиться языку вот такому - единственному, наиглавнейшему - собственно, общечеловеческому: приветливый взгляд, улыбка вежливости, поклон уважения, дружеское прикосновение к плечу - и уже Заболотный, свободный от хлопот, возвращается к своим.

- Все в порядке?

- На высшем уровне.

Табло сообщает, что нам скоро выходить на посадку, но вот показывается еще одна стайка провожающих - приветливые яноночки в кимоно мелкой трусцой приближаются к нам со своими терпеливыми япончатами, которые то у одной, то у другой выглядывают из-за спины, из своих пеленочных кокопов. Малыши зорко и пристально, почти со взрослой серьезностью взирают па пас, а матери их так мило всплескивают руками, расцветая в беспредельно любезных улыбках:

- Соня-сан! Соня-сан!

Вот, оказывается, на чьи проводы они торопились...

Постукивают сандалии-дзори, женские руки с ходу складываются перед Заболотной в приветствии, японки - и постарше, и молодые - склоняются низко в своем традиционном пластическом поклоне, и уже Заболотпая сияет глазами им навстречу, она, вероятно, не надеялась увидеть этих людей среди провожающих, и тем больше утешена и обрадована, что они не забыли ге, пришли. Соня-сан!

Соня-сан... вакцина... беби... полиомиелит... Около нас не смолкает этот тонкоголосый щебет японок, и только позже, уже в самолете, мне удается выяснить наконец в чем дело.

Какое-то время тому назад па одном ия собраний Общества японо-советской дружбы Заболотную обступили женщиныматери, одна держала на виду ребенка, скрученного полиомиелитом, другие тоже протискивались к Заболотной с больными детьми: возбужденно выражая свои чувства, японки обратились к озадаченной Соне с просьбой помочь им любой ценой достать вакцину от этого недуга,- откудато им стало известно, что такую вакцину сейчас открыли в Советском Союзе, медицина ее как раз испытывает, лекарство как будто дает эффект. И вот они решили, что Соня-сан именно тот человек, который им окажет содействие... Заболотный, который обо всем этом оживленно рассказывал мне в самолете, не без гордости отметил, что действительно Соня тогда превзошла себя! Даже и для него было неожиданностью, какие запасы упорства жена таила в себе, какую силу воли, настойчивости вдруг проявила кроткая его Соня, когда во время отпуска взялась доставать труднодоступное лекарство. Одной ей известно, сколько порогов она пообивала, со сколькими влиятельными лицами были у нее эмоциональные, иногда и слезами орошенные встречи, до тех пор пока вакцину все-таки выбила, хоть и весь отпуск ухнула на это. А как привезли вакцину, да оказалось, что лекарство и вправду помогло там кому-то из детой, то понятно, кем стала Заболотная для тех японских женщин, при каждом случае теперь выказывали они ей свою материнскую благодарность... Даже телевидение об этом случае рассказало, и жена дипломата, нисколько того не ожидая, стала вдруг популярной, так что ее уже на улицах узнавали: вот это она пошла, Соня-сан! Заболотная смущалась: ну что особенного? Пусть там помогла чьему-то горю, поблагодарили, так чего же еще? Тем более что упомянутая вакцина вскоре и здесь перестала быть проблемой... Соня поэтому совершенно искренне считала, что все это преувеличено, а мне думалось: какое же преувеличение, если японские женщины в как будто рядовом поступке, а увидели нечто не рядовое, почувствовали, может, что дело даже не так в той вакцине, как в запасах доброты, которые, порою малозаметно, безэффектно таятся в залежах чьей-нибудь души... Они, японки, были уверены, что и наш Заболотный в этом смысле вполне достоин Сони-сан, считалось, кстати, что он кровная родня тому знаменитому микробиологу Заболотному, который в свое время в Индии спасал людей от чумы и холеры и в интересах науки на себе испытал действие возбудителей этих болезней, сделал себе в Бомбее прививку чумы, о чем тогда много писали мировая и, в частности, японская пресса.

- К сожалению, в отличие от своего великого земляка,-отвечал простодушным японочкам Заболотныи,- я ничем подобным сослужить службу науке не мог, на особенные заслуги перед человечеством не претендую, хотя в противочумных акциях определенное участие принимать и правда пришлось, что могла бы засвидетельствовать покойная Люфтваффе...

Но вот уже и время прощаться, женский щебет усиливается, наша группа следует за дежурной, к выходу на посадку. "Аригато, аригато. Соня-сан!" звучит со всех сторон из гурьбы японок, и я вижу, как у нее самой, у пашей Соны-сан, слезы волнения все дрожат на ресницах, влажным светом сияют в ее ежевично-синих, хоть она и ступает, низко наклоняясь, чтобы не выказывать перед присутствующими свою взволнованность и смущение.