Виктор Конецкий - Дополнительный том. Лети, корабль!

В эвакуации — во Фрунзе — учиться Виктор не хотел, школу прогуливал, проводя время за чтением и рисованием. Тогда впервые был прочитан Джек Лондон.

«Бегал» на фронт, но вернулся — пожалел мать.

Попадал в милицию за кражу стакана с урюком на рынке. В милиции избили, но у него начался тяжелый приступ малярии и на следующий день после «кражи» отпустили домой, отдав ворованный стакан. «Ценная вещь, его же продать можно было!»

Потом с пацанами воровали мостики через арыки, на дрова…

Когда отца перевели на службу в Омск, Любовь Дмитриевна с сыновьями поехала к нему…

«Там отец впервые поймал меня на краже табака…»

Как только блокада Ленинграда была снята, мать засобиралась домой, и осенью 1944 года Конецкие вернулись на родной канал Круштейна.

Надо было снова ходить в школу, а я за блокаду отупел. Школу прогуливал, ходил по улицам и читал объявления о приеме в ФЗУ. А по вечерам ходил в Таврический дворец, в вечерние классы художественного училища…

Но судьба распорядилась по-своему. В августе 1945 года Виктор Штейнберг стал воспитанником Ленинградского Военно-морского подготовительного училища.

Училище находилось в здании бывшего приюта принца Ольденбургского, напротив которого стоит памятник М. Ю. Лермонтову, на Приютской улице, в доме 3.

Один блат в моей жизни был — отец был знаком с начальником училища Николаем Юльевичем Авраамовым и замолвил за нас с братом слово. За войну мы отупели и экзамены как положено выдержать не могли. В училище Авраамов меня не замечал.

Днем учились, а по ночам ремонтировали училище, вытаскивали бревна из Обводного канала, разгружали вагоны на железнодорожных вокзалах, готовились к парадам, ночью же ходили в баню. Днем отмывали свою блокадную копоть гражданские люди.

Первые годы учебы освящены встречей с морем — на всю жизнь запомнилась практика на паруснике «Учеба» в военном лагере «Серая лошадь» в Графской Лахте, что на южном берегу Финского залива… Самым большим приобретением этих лет стали друзья. Многие из них — Юлий Филиппов, Марат Крыжажановский, Алексей Кирносов — тянулись к литературе, искусству, искали выход своим гуманитарным способностям.

Случайно ли появление этих стихов в дневнике воспитанника Виктора Штейнберга?

Смерш у нас в училище зря время не терял. И потому после экспроприации из наших дружных рядов погорельцев я тоже существовал под дамокловым мечом, ибо в анкетах среди «близких» родственников никогда не указывал своих дядей. Веселое было время.

Предъявлен счет библиотеке

В нашем училище есть неплохая фундаментальная библиотека. Мы не знаем количества всех книг — говорят, что их там десятки тысяч, но мы знаем, что в двух ящиках, которые стоят на столе, есть десятка 2–4 книг, которые предоставляются воспитанникам. Заглянешь в один из ящиков и приятное воспоминание о детстве овладевает тобой. «Возмутитель спокойствия», «Последний из могикан», «Мараккотова бездна», «История юнги» и другие хорошие книги лежат в этих ящиках. Они читаются легко, увлекательно, но их мы прочли еще в 7 классе. Сейчас нас, третьекурсников, интересуют более серьезные книги, которые, к сожалению, достать очень трудно.

По истории мы проходим очень серьезный материал. Для того чтобы хорошо изучить его, преподаватели рекомендуют читать произведения В. И. Ленина, опубликованные в ХХI томе. Но достать этот том очень трудно, т. к. библиотека имеет всего лишь несколько экземпляров этих произведений. Очень тяжело достать воспитаннику новинки художественной литературы. Так, например, роман Ильи Эренбурга «Буря» до сих пор никто из нас не мог прочитать. Не достать также «Обломова» и «Фауста», которые мы изучаем. Нам хочется также прочитать книги Синклера, Драйзера, Кронина и Голсуорси. Но библиотекарь тов. Андрианова нам заявляет, что эти книги не для воспитанников. Спрашивается, для кого же они? По-видимому, для «избранных» читателей, которым тов. Андрианова выдает книги из-под прилавка.

Следует отметить, что в библиотеке нет каталога, выбрать нужную книгу нет возможности.

Мы считаем ненормальным явлением и то, что в библиотеке создаются очень большие очереди. Почти все личное время мы вынуждены тратить на то, чтобы обменять книгу. На обмене работает только один человек, который не может в короткое время обслужить всех.

В. Штейнберг, В. Шорохов, Ю. Филиппов, Ю. Коробицын.

Заметка эта была опубликована в 1948 году в газете училища.

В архиве Виктора Конецкого сохранился читательский формуляр тех лет. Круг чтения: Р. Роллан, В. Каверин, Ги де Мопассан, О. Форш, Т. Драйзер, М. Горький, К. Паустовский, Д. Голсуорси, А. Куприн, К. Станиславский, С. Цвейг, О. Уальд, А. Блок, стихи К. Симонова, дневники Д. Фурманова, Плутарх…

Надо попробовать записать то, о чем думал в эти 30 дней. Основной вопрос, как всегда, это вопрос о жизни, ее целях, возможностях, о смысле. Все время вертится мысль о полной бесцельности существования вообще всего человечества…

Интересно то, что для меня наука, университет, вообще мысли — это самоцель, это то же, что танцы для одного или водка для другого…

Я предпочитаю эгоистов, думающих и заботящихся только о себе, вероятно потому, что о них не надо заботиться, не надо быть им обязанным, т. е. не свободным.

Хочется рисовать, т. е. опять надо убедиться в том, что ничего не можешь. Могу ли я что-либо?

Хотеть и быть уверенным — значит добиться.

Я никогда не теряю головы — это плохо, т. к. иные поступки можно сделать лишь в таком состоянии, а сделать хочется.

Верить — быть обязанным, а это самое страшное, это потеря свободы. Я хочу перенести горе, чтобы быть значительнее, выше в своих (и чужих) глазах.

Единственное, что приближает к жизни, — это любовь. Боясь жизни, т. е. непрерывных, жестких связей, боюсь и любви.

Для того чтобы примириться с действительностью, я должен уйти от нее. Это значит заняться искусством. Только в нем можно найти то, что нужно. Только в него можно уйти от жизни и одновременно изменить жизнь. Поэтому так и ищешь в себе задатки.

Чувствую, как медленно, медленно, но неуклонно, по капелькам собирается во мне мужество отчаяния. И знаю, верю, что наберется его столько, сколько нужно для того, чтобы вспыхнуть и сгореть быстро. Верю, хочу верить в это. Хочу уважать себя и видеть в этом цель своей жизни.

Я беру из книг только то, что созрело уже во мне. Если я сам не живу, то умею мечтать о жизни, и театр мне не нужен…

30 сентября 1948 года Виктор Штейнберг принял присягу.