Юрий Рытхэу - Белые снега

В ярангах не осталось никого. Пришли даже слепые старухи и глухонемой старик Гырголтагин. В углу мотал головой и ухмылялся полоумный Умлы. Он беспрестанно носил воду, а зимой на парте возил лед и снабжал все яранги Улака. Правда, случалось, что он прекращал на месяц-два свою добровольную повинность и мрачно мычал в пологе, мотая из стороны в сторону головой.

За столом президиума в кавалерийской шинели, надетой им по торжественному случаю, сидел Драбкин. Рядом с ним примостился побледневший от волнения Тэгрын.

На столе лежали какие-то бумаги. Время от времени Драбкин заглядывал в них и о чем-то шепотом совещался с Тэгрыном.

К удивлению всех, учитель Сорокин сидел в толпе, словно был в стороне от всей этой затеи.

Наконец Драбкин зашевелился, намереваясь встать, и все притихли в напряженном ожидании. Тишина стояла такая, что слышно было, как сладко чмокал чей-то малец.

— Тумгытури и товарищи! — сказал, поднявшись, милиционер. — Мы собрались сюда, чтобы избрать родовой Совет селения Улак, первую Советскую власть, которая будет управлять селением, проводить в жизнь новый закон, защищающий бедных людей.

Свою речь Драбкин добывал из бумажки, которую написал с помощью Тэгрына и Сорокина.

— Сейчас я вам прочитаю обращение Камчатского губревкома.

Милиционер начал чтение. Содержание обращения было знакомо почти всем жителям Улака. Ребятишки-школьники давно разнесли его по ярангам, потому что учились по этому тексту, переведенному на чукотский.

Омрылькот, вслушиваясь в знакомые слова, чувствовал, как каждое из них, произнесенное даже не очень твердо знавшим язык Драбкиным, больно бьет в самое сердце.

«Родовые собрания будут управлять вашими делами по советским законам. Выбирайте в родовые Советы самых лучших людей, которые будут заботиться о вас…» Как удивительно звучит родной язык с бумаги, с написанных слов. Гладко, звонко и, как ни странно, убедительно. Не в этом ли волшебная сила грамоты? Млеткын вздрогнул от этой догадки. Ведь заклинания священных мыслей белого человека тоже записаны в книгах! Значит, писаное слово может иметь силу!

Милиционер Драбкин дочитал воззвание Камчатского губревкома и обратился к собравшимся:

— В нашем селении Улак избранный родовой Совет должен подготовиться к созданию артели — товарищества для совместной охоты на морского зверя…

— А мы и так совместно охотимся, — крикнул с места Каляч.

— Так, как вы делали — это еще не товарищество, — заметил Драбкин.

— Зачем родовой Совет, если в нашем селении никогда не было власти? — спросил старичок в белых камусовых штанах.

— Родовой Совет, может, был и не нужен при старой жизни, — ответил Драбкин, — и мы избираем его для того, чтобы в нашей жизни наступил перелом.

— А если кто не хочет перелома?

— Может быть, лучше все оставить как есть?

— Главное, чтобы была удачная охота, чтобы люди не болели, не умирали молодыми…

— Товарищи! — заговорил Тэгрын. — Конечно, можно жить и так, как мы жили раньше. Только это неправда, что все стоит на месте и не меняется. Лишь в старинных сказаниях говорится о том, как один человек действительно помогал другому… А разве равны мы теперь в нашем Улаке? Оглядитесь вокруг — и вы поймете…

По толпе словно прошелся свежий ветер, всколыхнувший людей. Все насторожились. Со своего места медленно поднимался Омрылькот.

Сорокин сидел недалеко от него и впервые обратил внимание на узловатые руки Омрылькота. Они то сжимались в кулаки так, что выпирали кости, то расслаблялись, широко расходились и шевелились, как щупальцы морского чудовища.

— Зачем вести пустые разговоры? — с улыбкой произнес Омрылькот. Голос его был спокоен. — Нам и вправду надо подумать о будущей жизни. Так, как мы бедовали раньше — такого больше не должно быть. Каждый зяб в одиночку, особенно зимой, когда на охоте все далеко друг от друга. Мы часто не знаем, что делается в соседней яранге, не помогаем нуждающимся… Это плохо… Новая власть правильно делает, она заботится о нас, бедных и обделенных богатствами…

Кто-то громко хмыкнул.

— В нашей жизни одному трудно, — продолжал Омрылькот, не обращая внимания на ухмылку. — Разные силы у человека, и разная удача приходит к нему. Старинные законы велят нам делиться с теми, кого обошла судьба. Новый закон согласен с нашими древними правилами. Наши дети начали постигать грамоту. Вы знаете, какая это сила, если ее правильно употребить. Пусть у нас будет родовой Совет. Это хорошо. Люди не будут мыкаться в одиночку. Совет скажет, как и что делать. Надо выбрать таких людей, которые могут и вправду дать разумный совет, направить человека на истинный путь. Я все сказал.

Омрылькот сел. Руки его распластались поверх камусовых штанов, потом вдруг сжались в такой тугой кулак, что было слышно, как сухо хрустнули суставы пальцев.

В классе воцарилась тишина. Драбкин растерянно смотрел на Тэгрына.

— И я хочу сказать! — неожиданно крикнул со своего места Кмоль. Он встал, высокий, худой. — Сегодня мы собрались на сход не только затем, чтобы выбрать Совет, но и поговорить о жизни. Верно толковал Омрылькот: нам по-старому жить нельзя. Если поразмыслить, то наш народ оказался в стороне от главной дороги. Мы удивляемся разным чудесам, нам и в голову не приходит, что они сделаны такими же людьми, как и мы с вами. Раньше мы считали, что грамота — это особенность белого человека, так же, как его белая кожа и большая борода. Но вот пришли люди, — Кмоль кивнул на Сорокина, — и сказали: «Вы тоже можете такое». И вправду, не прошло и года, а наши дети уже складывают слова и даже помогают переводить важную бумагу из Петропавловска. Главное в новом законе — это то, что власть больше не позволяет обманывать нас ни торговцам, ни нашим собственным землякам. В прошлом году в середине зимы Омрылькот взял у меня три шкуры белого медведя и дал за них два кымгыта и один пыгпыг [20] Пыгпыг — кожаный пузырь. с тюленьим жиром. В ту зиму я сильно болел и не мог ходить на охоту. А потом за мои шкуры Омрылькот купил в Номе четыре брезента и покрыл свою ярангу и яранги своих родственников. Наш Омрылькот, наверное, не так богат, как те, против которых восстали русские бедные люди, но и у нас в Улаке есть человек, который не прочь обмануть нас, поживиться за наш счет… Вы его хорошо знаете… Я все сказал. — И Кмоль опустился на пол.

Пока говорил Кмоль, Омрылькот молчал и даже улыбался, словно слушал речь неразумного младенца.

Поднялся Пэнкок. Он впервые решился на это: на таких сборищах по древнему положению должны были беседовать лишь старики да взрослые мужчины. Но сегодня, раз сюда пришли даже женщины и полоумный Умлы, сегодня чего стесняться?