Всеволод Иванов - Иприт

Звуки сирены известили говорящих, что пора надеть противогазы.

— Еще слово, Наташа: когда я погибну, постарайтесь доставить этот пакет с документами профессору Шульцу в Фрейбург. Вам надо бежать сейчас же, берите лодку и бегите во льды, на Север… путь в Россию будет отрезан.

Сирена проревела еще раз.

— Прощайте, Наташа, — крикнул Роберт, поцеловав женщину в губы быстрым поцелуем, и сам надел на нее противогаз.

Наташа плакала, чувствуя на зубах холод загубника. Слезы туманили стекла шлема.

Хор взрывов потряс воздух.

В воздухе уже дрались аэропланы Новоземлинского отряда Доброфлота с тучей аэропланов противника.

Самолеты стреляли друг в друга из пулеметов и орудий, старались ударить противника своими шасси, временами сцеплялись по двое и тяжело падали вниз.

Вот пал последний самолет Новой Земли.

Противник начал приземляться и готовиться к десанту.

Высоко в небе и в стороне от битвы сторожевой аэроплан Дюле следил за северным побережьем острова.

Лейтенант видел землю через просветы в дыму. Уже горели нефтяные фонтаны, снег кипел от огня, пар смешивался с черным дымом в густые клубы.

Дюле видел бой уже не раз и сейчас не очень интересовался общей картиной.

Но вот маленькая лодка отчалила от обрывистого берега, сверху она кажется миндалиной.

Это, вероятно, гонец.

Лодка спешит к ледяному полю, нужно перехватить.

Спокойно, как ястреб на полевую мышь, нырнул в воздух аэроплан вслед лодке. Вот колеса шасси уже подпрыгивают по неровности ледяного поля. Лодка видна у края, она пытается пройти узкими проходами через лед.

Не уйдешь…

Сопротивление новоземлян казалось уже было подавлено. Громадные грузовые аэропланы, до сих пор державшиеся вне поля действия, сейчас тяжело приземлились, высаживая сотни людей.

Но тут затрещали выстрелы винтовок и автоматических ружей.

Укрывшись за скалами, самоеды, дети зверобоев, стреляли холодно и метко.

Раненых не было, все убитые были убиты только в сердце или в глаз.

Но по сигналу атакующих с неба спускались все новые аэропланы, и ураганный огонь сверху подавлял всякую возможность сопротивления.

— Во имя Новой Англии и Новой Земли, — сказал Роберт и замкнул контакты.

Остров вздрогнул, изогнулся, как кошка, желающая прыгнуть, и взлетел в воздух.

— Наташа! — вскричал Дюле, узнав гонца.

— Глядите, — ответила она.

Взрыв взметнул черную пыль стеной. Стена достигла стаи аэропланов и упала вместе с ними на землю.

Но луч взрыва не захватил аэроплана Дюле.

— Летим! — вскричала Наташа и первой вскочила в аэроплан.

Было пора. Громадная, высотой в сорокоэтажный дом волна шла от места взрыва к ледяному полю…

Дюле без слов занял место наблюдателя. Аппарат взвился в воздух, и в то же мгновение лед под ними лопнул, как стекло, заскрежетал, забурлил, и ледяная пена обрызгала колеса шасси.

— Я лечу во Фрейбург, — сказала Наташа, не повернув головы к Дюле и не выпуская руля.

Темза имеет два течения: в часы отлива она течет к морю, в часы прилива обратно — к городу.

Долго может плыть, возвращаясь обратно, кусок дерева, брошенный с корабля.

Но это плывет не дерево… Это утопленник. Уже давно река то доносит его почти до побережья, то возвращает обратно, к портам, к городу, в котором он работал и изменил.

Никто не плачет об этом человеке, даже те, кто послал его на центральную дымовую станцию шпионом, уже забыли его.

Он плывет вниз и возвращается к городу обратно… Долго еще будет плыть он, пока не поймает распухшее тело какой-нибудь бедняк-охотник за утопленниками, за их жалким платьем и премией, объявленной в газете.

Напрасно будет следить тот человек за объявлениями: никто не ищет его добычу. Этот рабочий пропал навек, у него украдено даже имя. Смит Пуль не погиб для света, нет, под его именем работает на станции усердный и ловкий рабочий. Он молчалив немного… Даже повторная прививка бессонницы, делаемая всем рабочим при поступлении на завод, не сделала его разговорчивым.

А это странно, отсутствие сна делало всех нервными, это ослабляло сдерживающие центры, и все были озлобленно болтливы.

Но Смит Пуль молчал. В краткие минуты отдыха он вытаскивал свою записную книжку и делал свои вычисления… Небось учился, хотел выбиться в люди… В самом деле, кто хочет умереть простым рабочим? В Англии это все равно, как желать умереть в рабочем доме.

Смит Пуль хороший работник, он достоин повышения, он не пьет, не таскается с женщинами, гуляет редко в Гайд-парке и всегда один.

Иногда он покупает цветы: красные розы и георгины — и отправляет их туда, в город богатых. Странный букет, странный адрес.

Ну, это его дело.

Смит работает в машинном зале, механиком у дизеля, дышащего спокойно и ровно.

И сам Смит всегда спокоен.

В его дежурство в машинном зале никогда не бывает никаких происшествий. Раз только внезапно заснуло трое рабочих.

Было арестовано все правление треста «Бессонница», но следствие не дало никаких данных.

Только у секретаря правления мистера Канолифа в книжном шкафу нашли полное собрание сочинений Льва Толстого.

Канолиф оправдывался тем, что Толстой хотя и был русским, но никогда не состоял в рядах Третьего Интернационала, и что читал он книги только для практики в языке.

Но все же временно он был задержан, само его участие в аресте Тарзана было заподозрено.

Ведь медведь оказался богатым и верноподданным, не оклеветан ли хозяин?

И мистер Канолиф попал в камеру, прежде занятую Рокамболем. Плачь над бедным Канолифом, читатель: авторы романа решили не освобождать его.

Бедный Канолиф, как он страдал от блох, оставленных Рокамболем.

Но и сам Рокамболь в своей роскошной вилле не был счастлив.

День и ночь проводил отощавший медведь перед камином, нюхая воздух и жалобно рыча. Хольтен не мог без слез смотреть на своего друга. Он достал из зоологического сада, почетным опекуном которого Рокамболь был назначен королем, ему медведицу. Но медведь, увидя нового гостя, так зарычал, что все поняли, что на медвежьем языке это значило «вон!».

Обиженную медведицу увезли обратно в ее клетку, а Рокамболь опять впал в свою беспокойную тоску.

Только Смит Пуль спокоен в этой краткой главе, его вычисления близятся к концу.

Берегись, Лондон!

Главное — в нем никогда не бывает холодно потому, что его отапливают снизу трубами.

Народу купается в этом море так много, что берег кажется пестрым, как лоскутное одеяло, столько людей в желтых, красных и голубых костюмах лежит на песке.