Григорий Ходжер - Белая тишина

Это кричали синдинцы, односельчане Тихона Ложкина, самые храбрые, самые злые партизаны. Павел Глотов и на этот раз должен был признаться, что не может он влиять на партизан, что нет у него командирского авторитета, каким пользовался Даниил Мизин.

Синдинцы расстреляли офицера, и отряд двинулся вперед.

Дорога от Кизи на Де-Кастри шла через густую северную тайгу. Пиапон с Токто и группой разведчиков далеко опередили отряд. След отряда полковника Вица припорошило свежим снегом. Разведчики шли по целине по обеим сторонам тропы. Тайга была по-зимнему прекрасна, и Пиапон с Токто, как только вошли в нее, так и позабыли об опасности, об отряде полковника Вица. Они разглядывали следы зверей, птиц, делились вполголоса своими мыслями.

Встретились свежие следы северных оленей, они совсем недавно пересекли тропу. Токто было не узнать, у него разгорелись глаза, раздулись ноздри, он прыгал на месте и хлопал себя по бедрам.

— Ни одного оленя не убил, никогда не догонял их, — говорил он. — По такому снегу их быстро можно догнать. А может, погнаться, а? Ведь свежее мясо нужно нам, никто не откажется от свежего мяса.

Только теперь Пиапон опомнился.

— Нас вперед направили, чтобы других от опасности уберечь. Нельзя, Токто, нельзя подводить товарищей. А что будет, если белые где устроили засаду и наших перебьют? Что будет?

Токто снял шапку, почесал голову и, не говоря ни слова, зашагал дальше. Тайга, родная тайга со всех сторон обступила своих сыновей, укрыла от врага, спасла бы их от пуль, если бы пришлось им вступиться в перестрелку. Неуютно чувствовали себя охотники на широкой озерной глади, но тут они преобразились, дышали и не могли надышаться таежной хвоей. Здесь им знакомы все деревья, никогда, может, здесь не ступала раньше их нога, но тайга все-таки была родной и близкой…

Впереди возвышалась сопка. Пиапон с Токто взобрались на сопку, и перед ними открылась широкая бухта, с множеством островов.

— Где-то тут мы настигнем их, — сказал Токто.

— Опять голое место, — сказал Пиапон. — Лучше воевать в тайге.

— Это верно. Может, они в этом селе? Вон, смотри правее.

Пиапон с Токто скатились с сопки, нашли оставленных разведчиков, посовещались, как быть дальше. Разведчики решили подойти к поселку Де-Кастри. Когда первые разведчики подошли к поселку, ветер усилился, видимость стала плохая. Хорошо проглядывались только три больших дома: старая, заброшенная казарма, почтовая контора и какое-то служебное здание. Двое партизан пошли к крайнему домику и узнали, что белогвардейский отряд еще утром ушел на маяк. Один из разведчиков побежал с этим известием навстречу отряду.

Весь отряд поместился в двух домах. Партизаны выставили караульных и расположились отдыхать.

За окнами выла и стонала пурга, поднялся такой ветер, что на ногах не устоишь. С полночи пришлось караульным спрятаться в домах.

Пурга продолжалась два дня, и два дня партизаны изнывали от безделья, И никто из них не знал, что им придется осаждать отряд полковника многие томительные дни и ночи.

На третий день пурга утихла, и Глотов отчетливо увидел в бинокль маяк, стоявший через бухту. Между маяком и поселком Де-Кастри находился другой поселок — Круглое. Павел Григорьевич позвонил туда.

— У нас кругом тайга, потому нас обходят, — ответили из Круглого.

— Где находится отряд полковника Вица? — спросил Глотов.

— Мы не видели полковника, перед пургой мимо нас прошел какой-то отряд, они ушли на маяк.

Павел Григорьевич повесил трубку и задумался.

— Осада крепости рыцарями, — проговорил он. — Средневековье, и все. Товарищи, — обратился он к партизанам. — Ночью надо сходить в гости к полковнику, обследовать его крепость. Я сам пойду, со мной пойдут двадцать человек, всем надеть белые халаты. Остальным перебраться в Круглое, там мы будем под боком полковника.

Вечером, когда ранняя зимняя мгла опустилась на землю, Павел Глотов повел свой невидимый отряд через бухту в поселок Круглое. Правду сказал телефонист, в Круглом не оказалось белогвардейцев.

Из Круглого на маяк лыжники перешли по узкому перешейку. Когда Глотов мысленно представлял путь от Круглого до маяка, то ему перешеек и возвышение, на котором стоял маяк, казались рукой, сжатой в кулак: перешеек — кисть, возвышение — кулак.

«Разожмем этот кулак», — озорно подумал Глотов, когда отряд после полуночи подполз к маяку. Разведчики были в двадцати шагах от каменного дома, где укрылись белогвардейцы. Дальше дома контурно возвышался маяк. Больше Глотов ничего не разглядел. «Где же у них караульные? Неужели они на ночь запираются в доме? — думал Глотов, не видя часовых. — Может, из маяка наблюдают?»

— Что будем делать? — шепотом спросил лежавший рядом Пиапон.

— Понаблюдаем еще, — ответил Глотов.

Пиапон передал остальным приказ командира и опять стал прислушиваться к ночным звукам. Ночью в темноте охотнику глаза заменяют уши. Пиапон давно услышал короткое ржание лошади, доносившееся откуда-то левее маяка, и удивился, откуда у белогвардейцев лошади, когда они из Мариинска бежали на нартах.

Мороз щипал щеки, уши, вползал змеей под халаты. Пиапон озяб, лежа без движения. Нервное напряжение, захватившее его, когда он очутился под боком у белогвардейцев, незаметно спало, и Пиапон опять вернулся к своим обыденным мыслям. Он думал о Богдане, гадал, что делает племянник в это время ночи, может, так же как он, лежит в снегу под носом у врага и подстерегает его. А может… Но дальше что-либо предполагать Пиапон не решался, потому что придут в голову всякие нехорошие мысли, и только растревожить себя. Мысли его перенеслись к Токто и бывшему его кровнику Понгсе Самар. Когда Пиапон вспоминает их первую встречу, его разбирает смех, перед глазами встает взъерошенный Токто. Теперь Токто совсем поверил Понгсе и крепко подружился с ним. Они вспоминают общих знакомых, родственников, которые близки и Токто и Понгсе. Когда Пиапон глубоко задумывается о их дружбе, у него возникают какие-то необъяснимые мысли. Токто с Понгсой пошли на войну на стороне красных, позабыли, что кровники: у них есть враг более грозный, более опасный, и потому они не хотят помнить о кровной мести. Они красные. На одной стороне. А что было бы, если, допустим, Токто был на стороне белых, а Понгса на стороне красных? Помирились бы они? А если бы оба были на стороне белых?

Какие мысли только не появятся у человека, когда ему нечего делать, когда он лежит на снегу, на морозе и начинает замерзать!

Вдруг загрохотал засов в дверях, звякнули щеколды, и в открытую дверь вышли двое. Они постояли на крыльце и скрылись в темени. За ними вышли еще двое, и изнутри дом заперли на засов, щеколды и крючки.