Григорий Ходжер - Амур широкий

— Маленько читаю, больше Ивана слушаю, он вслух читает для всех.

— Вот негодяи, расстрелять их мало, этих врагов народа — Зиновьева, Каменева…

— Росомахи они, не люди.

— Верно, не люди, Кирова убили, всю верхушку власти хотели уничтожить. Удалось бы им это злодейство, не стало бы нашей власти, вернулись бы к старому.

— Торговцы старые вернулись бы…

— Расстрелять их мало. Но беда, не одни они были, помощников много имели. Начнут, наверно, после суда помощников их выкорчевывать, корни-то, видно, успели пустить.

— В газетах пишут. Нелегко их выловить, откуда узнаешь, враг народа или не враг?

— Узнают, на то люди есть специальные. Ты на зверей умеешь охотиться, а они на врагов наших. Выловят.

— Выловят, — согласился Пиапон. Насытившись, мужчины встали из-за стола, закурили.

— К Воротину я приехал, — сообщил Пиапон. — Не может ничем помочь, совсем обеднел интегралсоюз, говорит, рыбаков будут отделять от охотников.

— Как отделять? — не понял Митрофан.

— Рыбаков будет снабжать один кооператив, охотников — другой. Так, говорит, будет лучше. Ему виднее. А я захожу в магазин, смотрю на полки, много товаров, таких товаров не было у прежних торговцев. Мука, крупы, сахар, соль — все есть. Но колхозники недовольны, мало, говорят, выбора. Понимаешь, им мало выбора.

— Это хорошо, Пиапон, это оттого, что достаток пришел в дом охотника.

— Достаток, это верно. Чем богаче будет колхоз, тем лучше люди будут жить — это я крепко понял. Теперь все время думаю, что бы еще такое сделать, чтобы новый доход был.

— Я тоже ломаю голову, решил пчеловодством заняться.

— Это мед собирать, по тайге ходить?

— Зачем по тайге? Ульи поставим, пчелы будут сами собирать мед, а мы будем только в бочки качать мед и продавать. Вот и доход…

Пиапон засомневался. Где же это было видано, чтобы бессловесная тварь слушалась человека? Корова, лошадь — это другое дело, они понимают человека.

— Корову ты подоил и сказал, иди, ешь травы побольше, принеси побольше молока. Корова тебя поймет. А как ты скажешь пчеле, принеси меду? Да их и не соберешь.

— Собирают, Пиапон, и заставляют мед носить. Есть такие умельцы, пчеловоды.

— Им, как коровам и лошадям, тоже корм заготовлять? Какой корм им требуется?

— Сахар, говорят, на зиму надо.

— Сахар дорогой, его покупать надо. Это невыгодно.

— Так они тебе за лето столько меду заготовят, что все окупится, и доход будет.

— Не верю, Митропан. Вот увижу своими глазами, попробую мед, подсчитаю доход — тогда поверю.

— Ладно, договорились.

— А я тоже займусь новым делом. На охоту не надо ходить, на лыжах не надо бегать, стрелять не надо, а шкурки чернобурки будут.

— Чернобурок разводить хочешь?

— Аха, разводить.

— Не подохнут? В неволе ведь.

— С чего им подыхать? Сытно будем кормить.

— Доброе дело, если все гладко пойдет, доходное дело. Ну, давай начинай, а я погляжу.

Друзья рассмеялись.

«Неужели пчелы для человека мед собирают? — думал Пиапон, возвращаясь домой. — Не верится, какой-нибудь шутник, наверно, обманывает Митропана. Свинью не заставишь рылом огород вскапывать, так же и пчелу не заставишь мед собирать. А чернобурок можно выращивать, они ведь как собаки. Приживутся. Будем кормить вдоволь рыбой, мяса только маловато будет. Ничего, детей заставим рогатками бурундуков бить, на крыс и мышей ловушки ставить. Будут чернобурки, доход будет, колхоз разбогатеет».

Опьяненный радужными мыслями, пристал Пиапон напротив своего дома. Время было вечернее, молодежь ошалело гоняла мяч на берегу, крик и смех доносились до Пиапона. Председатель колхоза был заядлым болельщиком, не выдержал, не заходя домой, пошел смотреть футбол. Болел он всегда за команду Ивана.

— Мокрая тряпка! Бей, чего сопли распустил?!

— Разваренная макарона!

«Ишь, чего придумали, — усмехнулся Пиапон. — Разваренная макарона. Кого это они так?» Болельщики разносили нападающего команды Бориса Оненка, не забившего гол в пустые ворота.

— Чему тебя в Николаевске учаг? Пинать мяч не научился!

Пиапон подсел к отцу Бориса.

— Правильно ругают, так ему, паршивцу, и надо, — посетовал Оненка. — Я старик, и то правильно пнул бы.

— Ты его без ужина оставь, — посоветовал кто-то.

— Кто побеждает? — спросил Пиапон.

— Наши. Пять мячей забили, да мой паршивец шестой промазал, — недовольно ответил Оненка.

— Если побеждают, то чего сердишься?

— Ты бы видел, как он промазал! — и Оненка заныл, как от зубной боли.

Но тут опять прорвались вперед Иван с Борисом, ловко пасуя мяч, все ближе и ближе подходили к воротам.

— Бей! Пинай! Сын, пинай! — заорал Оненка.

— Ну и ну! — Пиапон не заметил, как привстал. — Ну, давай! Давай, Ива-ан! Пинай!..

Защитники окружили нападающих, мяч затерялся между ногами футболистов. Вратарь бросился вперед, и в это время мяч затрепетал пойманным сазаном в сетке ворот.

— Ну вот, хорошо, — сразу успокоившись, проговорил Оненка и неторопливо стал набивать трубку, будто не он только что надрывал глотку.

— Кто забил? Не заметил, кто забил?

Пиапон не заметил, кто забил гол, это было ему безразлично, главное, что побеждала команда внука. Сумерки сгущались, и матч закончился. Няргинские футболисты не признавали никаких таймов и других правил игры. Будь светло, они играли бы еще несколько часов.

— Хорошо, дед, сегодня Иван играл, — раздался голос Хорхоя. — Ты видел, как он забил шестой мяч?

— Не заметил. А ты чего не играл? Или председателю сельсовета неудобно мяч гонять?

— Дед, из райисполкома звонили, — не отвечая Пиапону, продолжал Хорхой, — требуют, чтобы мы съездили в Джуен и подытожили соревнование наших колхозов и сельсоветов.

— Безмозглые. Сидите в райисполкоме и в сельсоветах, простых вещей не понимаете…

— Богдан тоже?

— Если он звонил — тоже, выходит, безмозглый. У кого сейчас время найдется, чтобы проверять обязательства? Ну скажи, у кого есть время? Надо на кетовую выезжать, план государственный выполнять. Понял? Дома достраивать надо, люди дорожат каждой минутой. Тебе одному нечего делать, вот и езжай с Шатохиным.

— Колхозное соревнование тоже надо проверить.

— Будет время — проверим…

Хорхой обиженно засопел. На следующее утро, когда он заикнулся было о катере, то получил такую нахлобучку от Пиапона, что, сгорая от стыда, выбежал из конторы, сел в оморочку и выехал в Джуен. Вдогонку за ним устремился Шатохин, но только в Джуене догнал его.

Вернувшаяся из Троицкого Идари радушно встретила племянника и его секретаря, наварила, нажарила вкусного и до поздней ночи угощала их, расспрашивала о братьях, сестре, родственниках. А Пота все твердил, что пусть няргинцы не зазнаются, они, озерские, тоже многого добились.