Александр Аросев - Большие пожары

Куковеров толкнул репортера ногой.

— Вставайте, сто дьяволов вам в зубы! Приехали. Мало вам было сумасшедшего дома — получите еще.

Берлога поднялся. Автомобиль стоял у крыльца небольшого одноэтажного домика, похожего на английский коттедж. Дом имел нежилой вид.

— Чья-нибудь дача, — подумал репортер, разминая смятое тело. — Только странно, что я ее никогда не видел раньше.

Вылезая из машины, спросил Куковерова, отвечая на ранее сказанную им фразу:

— А почему вы думаете, что мне мало сумасшедшего дома? Я, кажется, не жаловался на скуку.

Куковеров пропустил иронию мимо ушей и молча показал Берлоге на дверь.

Репортер вздернул плечами и, поднявшись на крыльцо, толкнул филенку.

В передней его охватил пряный и приятный запах сухой сосны и мха, знакомый и уютный запах всех деревянных домов. В передней было пусто. Никакой мебели, ничего, что указывало бы на обитаемость дома. Вошедший за ним Куковеров открыл перед ним дверь, ведущую во внутренние комнаты. Они тоже были пусты.

— Идите, — приказал Куковеров.

Со двора послышался шум отъезжающего фиата. Берлога поглядел на анфиладу пустых комнат и повернулся к Куковерову.

— Собственно, если вы хотите меня ухлопать, — сказал он вежливо: — то я не понимаю, зачем вам утруждать себя хождением по пустым комнатам? Я думаю, здесь гораздо удобней. Здесь полутемно, а это дает полуприятную возможность не видеть крови. Говорят, вид крови неприятно действует даже на привычного убийцу. Я читал об этом в ленинградской вечерней «Красной Газете». Там всегда масса ненужных, но интересных сведений.

Куковеров усмехнулся.

— Убивать вас никто не собирается, но я нахожу, что вы слишком разговорчивы даже для газетчика. Марш!

Берлога засвистал и, заложив руки в карманы, пошел вперед. Пройдя четыре комнаты, он вступил в пятую и ахнул от удивления. Комната была несомненно жилой, — большая, она была комфортабельной, даже роскошной. Кожаный английский кабинет, два шкафа с книгами, мягкий и пушистый хорасанский ковер. Окно, выходившее на липовую аллею, было, впрочем, заделано частой решеткой, и это немного ухудшало впечатление от этого приятного уголка, особенно для Берлоги. Но все же он с особым удовольствием отметил громадный и широкий кожаный диван.

От вида дивана на измученную душу Берлоги снизошло вдруг ясное спокойствие. Он потянулся и спросил Куковерова.

— А как насчет квартплаты? За ваш счет? И, вообще, на сколько времени я получаю эту жилплощадь?

Куковеров, прищурясь, посмотрел на репортера.

— Это будет зависеть от вас. Если вы согласитесь написать под мою диктовку письмо Куковерову, вы можете уйти отсюда очень скоро.

Ноги репортера подкосились и он шлепнулся на вожделенный диван, широко распялив рот и глаза.

— Письмо Куковерову? Да разве вы… не Куковеров?

— Не совсем, — ответил собеседник.

— Значит… значит мне не померещилось, что я видел там на дороге другого вас, то есть другого Куковерова, то-есть нет… тьфу, наконец, да кто же здесь настоящий во всей этой истории?

Второй Куковеров помолчал, озирая Берлогу как будто с сожалением.

— Запомните себе, что в этом мире нет ничего настоящего. Все зависит от вашего собственного представления о мире. Вы поймете это, если читали Шопенгауэра, — сказал он, наконец.

— К чортовой матери Шопенгауэра! Я хочу спать, — огрызнулся Берлога: — иначе я действительно сойду с ума.

— Вы можете спать, сколько вам угодно. Но раньше мне нужно узнать, согласны вы написать письмо Куковерову?

— Какое? — спросил репортер, истерически зевая.

— Очень простое. Вы пригласите Куковерова к себе на свидание. Вы напишете ему, что вы захвачены злоумышленниками, но что вам удалось найти способ сообщить о себе, что вы просите Куковерова, если он хочет раскрыть причины пожаров, притти к вам, но только одному и даже переодетому, так как за местом, где вы находитесь, следят, и малейшая неосторожность, вроде появления представителей власти, может стоить вам жизни. Вы укажете Куковерову тайный проход в ваше убежище, который вам удалось случайно узнать. Исполнив все это, вы получите свободу. Если откажетесь — я запру эту дверь на ключ и лет через десять вас откопает здесь какой-нибудь археолог.

Несмотря на усталость и молоточащий треск в голове, Берлога с репортерской быстротой сообразил положение.

— Я вовсе не хочу еще попадать в музей в качестве экспоната машинного века, — ответил он. — Я согласен писать все, что вам угодно. В конце концов, — прибавил репортер с ядовитой иронией, — мне совершенно безразлично: писать или не писать. Я ведь не имею даже чести знать, кто из вас настоящий Куковеров, и кто из вас жулик, а кто порядочный человек, и что вообще вам от меня нужно.

— Вы обладаете здравым смыслом, — обронил второй Куковеров: — садитесь и пишите.

Берлога медленно и распущенно сел за стол. Но нервы его напряглись и приготовились к действию.

— Итак, — сказал собеседник, придвигая бумагу и чернильницу, и наклонившись вплотную к Берлоге. Берлога чуть скосился в сторону собеседника и, быстро вскинув руки, с силой опустил их на голову второго Куковерова. Голова с размаху хряснула носом и зубами о край стола. Берлога хватил по ней вторично. Человек застонал и сунулся под стол. Берлога вцепился ему в горло. Услышав затихающий хрип, снял руки и огляделся. Сорвав с окна портьеру, он закатал в нее полузадушенного и завязал шнурами. Взгляд репортера пробежал по дивану. Он поднялся, подошел и приподнял сидение. С трудом подняв тело, он запихал его в ящик и опустил крышку.

Глупо и нервно захохотав, сказал:

— Тебе мало было автомобиля — получай еще.

Прислушался. Ничего. Только звенящая тишина нежилых комнат.

Ступая на цыпочках и вздрагивая при каждом скрипе половиц, он вышел в переднюю и осторожно приоткрыл дверь. Во дворе тоже было пусто и тихо. Берлога спустился с крыльца, пробежал между деревьями, наткнулся на невысокий забор, утыканный гвоздями, перелез через него, царапая руки и оставляя лохмотья одежды.

Перед ним лежал поросший бурьяном пустырь. За ним бежала пыльная полоса шоссе, а вдали виднелось море и белый маяк на молу. За маяком, уткнувшись носом в берег, лежал на боку большой пароход. Над ним подымался узкий столб вялого дыма. Это был сгоревший прошлой ночью нефтяник.

Берлога вздохнул, подтянул брюки и во весь дух пустился бежать по направлению к городу.

— Да бросьте вы убиваться, — сказал Куковеров начальнику угрозыска, Мишину, все еще не могшему успокоиться после промаха по убегавшему лже-Горбачеву: — повторяю, он нам совершенно безразличен. Он проиграл игру. Лишь бы найти настоящего Горбачева. Ясно, что он может дать чрезвычайно важные показания, раз его так предусмотрительно поспешили подменить. А пока нужно еще раз допросить ту девушку, которая передала на пароход бомбу. Едем в Допр.