Александр Филиппов - Когда сверкает молния

— Дурацких вопросов нет, есть дурацкие ответы, — грубо обрезала она. — Кстати, — откладывая пустячный детектив Кожевникова, продолжала Таня, — ты так и не снял с аквариума этот злосчастный компрессор...

— Унесу, унесу! — злился он. — Что вы с Колькой привязались к одному: компрессор да компрессор! Мельчите...

— Мне, конечно, все равно, но ты, Виктор, беды наживешь. За это и в тюрьму угодить недолго.

— Куда хватила! — ехидно засмеялся он. — Ты думаешь, у нас в цехах ежедневные взрывы случаются или газ пробивает?

Татьяна пренебрежительно посмотрела на него, ответила:

— И все-таки Николай Локтев был тысячу раз прав, когда увидел аквариум с твоим «рацпредложением»...

— Татьяна, ты стала просто невыносимой! — уже не говорил, а чуть ли не истерично кричал Виктор.

Она как ни в чем не бывало продолжала:

— Ты не кипятись! Я бы тебе слова не сказала, если бы твое аквариумное изобретение касалось тебя одного. Нет, оно и меня касается... Подумать только — украсть из цеха компрессор! Правду сказал Николай, что пока беды нету, надо немедленно отнести эту штуковину обратно или хотя бы противогаз в цехе заменить на новый. Там же теперь без компрессора висит?

Как-то недавно, проходя мимо шкафа с аварийными противогазами, Виктор заметил, что пломбы на замке нет. Он открыл дверцу и снял со шлангового противогаза компрессор — миниатюрный моторчик, подающий воздух под шлем противогаза во время работы в сильно загазованных местах. Но сколько помнит Виктор, эти шланговые противогазы постоянно висят в бездействии, люди в цехе обходились при случае обычными. Порой со шланговых противогазов пропадали компрессоры. Кое-кто умело приспосабливал их к аквариумам на подоконниках. Компактный, и воздух в воду нагнетает отлично.

Когда Николай увидел это приспособление у Виктора дома, он по-дружески высказал свое недовольство.

Рабзин сначала действительно хотел было унести компрессор обратно в цех, потом передумал: можно просто списать противогаз, кому какое дело! Но все забывал в ежедневной суматохе...

— Танечка, брось дуться! — успокаивал он жену. — Трудно так жить! Для тебя же все делал, пойми. Не принимай так близко к сердцу, что именем твоего отца козыряю. У нас на комбинате все руководство отлично знает, кто твой папаша. А мне, честное слово, как-то легче от этого. Время такое, без участливой поддержки далеко не уйдешь, высоко не поднимешься. Не на всех конечно, но на разную мелкоту этот факт действует, так сказать, магически: одно слово чего стоит — ответственный работник обкома! Попробуй, мол, тронь Рабзина! За плечами у него вон какие тылы!..

Татьяна засмеялась:

— Один звонок папаши — и ты уже начальник цеха, другой звонок — главный технолог... Теперь третьего звонка ждешь?!

От внутреннего одиночества, от горьких раздумий последних дней она готова была расплакаться, но не унизилась в покорной слабости перед мужем. Слезы осели в глубине сердца, омрачив тихой задумчивостью зеленоватые глаза.

Он присел на тахту, откинул оранжевый халат с ее полнеющих красивых ног. После нескольких рюмок вина, выпитых только что в ресторане, после удачливого дня, когда утихла тяжесть ожидания пуска установки, приятная нега охватила все его тело. Он обнял жену, стиснув ее округлые плечи. Она тихо отстранила ладонь мужа.

— Не надо, Виктор! — Замолчала, прикусив белыми зубами нижнюю губу, широко алеющую лепестком шиповника. — Не надо, я... не люблю тебя, Виктор! — беззлобно, с отпугивающим равнодушием произнесла она.

— О чем ты говоришь, Таня! Разве можно так? С огнем не шутят! — подскочил Виктор с тахты. — Как же жить тогда дальше?!

— Не знаю, не знаю... Сама запуталась с тобой. Дочку жалко без отца оставлять, не то бы плюнула и ушла, ушла на все четыре стороны!..

— Ох ты какая шустрячка, раз-два и в дамки! Не выйдет... Вот все вы такие, — он хотел сказать «бабы», но не решился, не повернулся язык, заметив в глубине ее зеленых глаз нескрываемое, почти открытое презрение, с трудом выдавил: — Все вы такие — женщины!

Она отвернулась от него.

— Видеть не хочу твое показушное лицо! Все напоказ у тебя, а что внутри, одна я знаю. Никто, кроме меня! Дура я однако, что продолжаю жить с тобой! Жить каким-то ненужным довеском...

— Хватит тебе, — он опять попытался обнять ее, приблизился, стал успокаивать, веря, что и эта истерическая вспышка жены погаснет, пройдет. Уверенность во всем никогда не покидала Виктора и снова заговорил:

— Знаешь, Танюха, ты плохо разбираешься в жизни. А ей, жизни, наплевать на твою розовую сентиментальность. Я тоже был и мягким, и податливым, верующим всем и вся. Давно, в школе, мечтал быстрей уехать из деревни, стать крупным инженером... Думал, буду решать судьбы людей, изобретать новые, неведомые никому машины...

Татьяна равнодушно, как и прежде, перебила его, раздумчиво заговорила сама:

— В детстве, знаешь, и крапива жжет не больно. В школе все мы думаем о большом и светлом. Жаль, когда человек взрослеет, свою большую мечту он часто разменивает на мелочи. Даже странно, тело человека растет, увеличивается, а мечта мельчает. — Она неожиданно засмеялась и закончила: — Это здорово видно по тебе, Виктор!

Короткий сон не придал бодрости. Николай проснулся ни свет, ни заря. Дочки еще спали, спала и Света. За розовеющими стеклами окон занимался новый день. Вчерашнее нервное напряжение приутихло, высвобождая в душе место, для новых радостей, дел, неожиданностей. Он все еще не мог сжиться с мыслью, что соседа по квартире, прораба Павла Петровича, нет в живых. Нет доброго доуга сотоварища и собеседника по тихим зимним вечерам, когда у того и у другого выдавались свободные часы. Тревожный непокой незаметно унялся, ушел куда-то вглубь.

В шлепанцах на босу ногу, на цыпочках, чтоб не потревожить никого, пробрался на кухню, зажег конфорку газовой плиты и поставил на нее блестящий из нержавейки чайник. Когда тот закипел, пофыркивая паром, Николай бросил в фарфоровую кружку большую щепоть байхового чаю, настоял его под махровым полотенцем и по давней привычке взбадривать себя с утра крепким, чисто деготь, чайком, мелкими глотками стал отпивать из кружки ароматную влагу, чаевничал. Смутно рисовался в воображении наступающий день.

Проснулась Света. В одной нижней рубашке, еле прикрытая цветастым ситцевым халатиком, вышла к нему.

— Ты чего это ни свет, ни заря — засобирался? Горит что ль?

— Горит — не горит, а мне пораньше сегодня надо. Виктор Рабзин вчера встретился, сказал — установку пустили. Поглядеть не терпится...

— Без тебя пустили? — удивилась Света.

— Без меня, — буркнул Николай.

— Ну и дружки, дня не могли подождать!