Александр Филиппов - Когда сверкает молния

Петухи горланят на весь Вьетнам со стальных шапок вчерашних огневых точек, откуда совсем недавно летел убийственный свинец.

А в воронках от разрывов бомб, которым нет числа, цветет вовсю лотос — символ любви, добра и счастья. Это третья примета.

Не всюду пока залечены раны войны, но увидишь этот цветущий лотос в бомбовой воронке, огоньковый цвет персикового дерева, увидишь ровные квадраты рисовых полей и поймешь: народ неистребим, хотя и многое повидала эта земля. Много сейчас ржавеет металла в ней. И грабили ее, и бомбили, и затапливали кровью... Не потому ли река, на которой стоит Ханой, называется с древних времен Красной рекой? Мост через нее, протяженностью в два километра, построенный еще во времена французского господства, был тоже разбит американскими бомбами. Всего за сорок дней народ восстановил его, вновь пошли по нему в центре — железнодорожные составы, а по обеим сторонам — пешеходы и грузовой транспорт.

Не дают покоя этой земле!

И праздник не дают встретить спокойно. Оказывается, у вьетнамцев есть традиция, точно такая же как и у советских людей, встречать Новый год в кругу друзей, в кругу семьи. Где бы ни находился человек, в ночь под Новый год он стремится к себе домой. Этим в свое время воспользовались и полпотовские головорезы, ударив шквальным артиллерийским огнем, когда в приграничных подразделениях многим бойцам были даны увольнительные. Этим воспользовались и китайские войска, напав на города и селения Северного. Вьетнама.

Конечно, в бдительности своей народ, как всегда, не смыкает глаз ни на минуту, как не смыкал их в дни яростной борьбы за свою свободу, за светлый день и за будущую жизнь объединенной страны.

И вот аэропортовский тракт вливается в главную дорогу, в дорогу № 1. Она соединяет собою, как кровеносная артерия, Север с Югом, Ханой с Хошимином.

Нет числа дорогам на белом свете. Поди сосчитай — сколько их, больших и маленьких, проселочных с двумя колеями и бетонированных. Но для народов мира, поднявшихся на борьбу за свободу и справедливость, есть одна главная дорога — это дорога Москвы, столбовая дорога Страны Советов, для которой мир на земле и интернациональная дружба народов — главная задача современности.

Перед тем, как начать рассказ о Вьетнаме, хочу вспомнить один эпизод, не касающийся непосредственно темы, но символизирующий многое.

В конце февраля вылетали мы из Ханоя в Москву. Пять часов пути пролетели быстро, под крылом прекрасного ИЛ-62 показался залитый солнцем Бомбей — портовый индийский город. Сверху из-под крыла самолета он хорошо виден. Сначала показались белые колоннады высотных зданий центра города. Красивые, они с птичьей легкостью тянулись с земли к небу. А вокруг них благоухала изумрудная зелень деревьев. Прямолинейные стрелы улиц, устремлялись к центру. Но не эта красота обожгла мое сердце. Нет, увидел я совсем другое, услышал биение сердец рабочей Индии.

Бомбей, будто ласточкиными гнездами, облеплен со всех сторон рваным железом, битой черепицей, поломанным шифером строений бедняцких хижин, прилепленных вплотную друг к дружке. Они тесно обступили взлетающую белизну центральных домов города.

Пока заправлялся наш самолет, пока сменялся экипаж, я стоял на бетонированной площадке, подставив лицо жгучему солнцу. И вдруг совсем недалеко, за оградой бомбейского аэропорта, я увидел вновь уже не с неба, а с земли коричневые мазанки, ребятишек, ползающих в пыли, толпу народа на небольшой возвышенности и над двумя крышами ласточкиных гнезд — два красных флага. Я догадался — это вышла беднота Бомбея посмотреть, хотя бы издали, на частичку Советской страны, на легкокрылый ИЛ-62, который вот-вот взмоет в небо и возьмет курс на главную дорогу мира — на Москву. И мне стало невыразимо жалко, что я не могу разглядеть их глаз. Мне пришлось догадываться, чтоименно выражали они в данный момент. По всей вероятности, в них вскипала жгучая тоска о простом человеческом счастье и некая зависть к людям, сидящим сейчас в салоне самолета. Я вновь понял, для всех обездоленных в этом мире сегодня главная дорога та, по которой идет моя родина. А в памяти отчетливо и гордо пробудились слова пророчества великого Достоевского:

«Земля наша, — вещал он, — может быть, в конце концов скажет новое слово миру... Русская душа, гений народа русского, может быть, наиболее способны, из всех народов, вместить в себя идею всечеловеческого е д и н е н и я, б р а т с к о й л ю б в и, т р е з в о г о в з г л я д а, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия. Это не экономическая черта и не какая другая, это лишь н р а в с т в е н н а я черта, и может ли кто отрицать и оспорить, что ее нет в народе русском?..»

Припомнились мне индийские специалисты, проходившие когда-то практику в Уфе на нефтеперерабатывающих заводах. Башкирия отдавала свои знания и опыт народу страны, недавно освободившейся от оков векового владычества Англии. Мне вспомнился Толька Сыромятников из села Юмагузино. Их дом стоял напротив нашего. Мы вместе ходили в одну школу и даже в один класс. Бегали по одним и тем же тропинкам детства. Потом наши дороги разошлись. Я стал журналистом, он — нефтяником. Перед отлетом сюда узнал, что Анатолий Сыромятников долгое время работал в Индии, помогая соседней стране осваивать новую для нее промышленность. Попутно вспомнился и другой земляк, с которым учились в одной школе. Муртаза Губайдуллович Рахимов, в то время — главный инженер Уфимского нефтеперерабатывающего завода имени XXII партсъезда, а ныне — директор этого предприятия. А давно ли в трудные послевоенные годы мы с ним собирали у обочин проселочных дорог зеленую крапиву и лебеду для жиденького супа? Давно ли ловили пескарей на Иртюбяке, ходили на сенокос? Муртаза Губайдуллович больше двух лет проработал в Корее, в городе Унги, где под руководством советских специалистов возводился нефтеперерабатывающий завод.

В памяти моей всплывает один факт за другим, и постепенно создается огромная картина дружеской помощи одной только нашей Башкирии. Я не беру уж весь Советский Союз, потому что книга эта из лирической публицистики превратилась бы в простое перечисление фактов, фамилий и дат.

...Дорог на свете много. Во Вьетнаме две главные дороги: первая соединяет, как я уже сказал, Ханой с Хошимином. И есть еще одна, которая в сердце у каждого вьетнамца, ее и дорогой-то раньше не называли, а просто — тропой Хо Ши Мина. Горная дорога проходила через дикие джунгли. Со всего Севера стекались к ней стремительными ручейками и тайные тропы, и открытые. По ней на марионеточный Юг в годы войны день за днем к подпольщикам и партизанам несли на плечах, везли на велосипедах не только листовки и свежие партийные газеты, не только рис и рыбу, но и пулеметы, части боевых машин, которые затем монтировались на месте. Как кровеносная жилка на виске, бесперебойно пульсировала эта дорога в годы освободительной войны. Она, как и дорога № 1, шла от сердца родины Ханоя, несла живительную силу борцам Юга.