Василий Еловских - Четверо в дороге

Не дела Лаптева, его критика больше всего озлобляли Максима Максимовича: делай свое дело, что-то обновляй и выдумывай, но язычок попридержи. «Ничего, пусть поплюхается, голубок, пусть похозяйничает». Утюмов был уверен: Лаптев еще больше противопоставит себя коллективу, и тогда жди развязки. Вспомнят еще Максима Максимовича...

Утюмов пришел к выводу: надо поговорить о Лаптеве с председателем райисполкома Ямщиковым, своим старым знакомым.

Дмитрий Герасимович Ямщиков на собственном опыте не раз убеждался, что старая пословица «Ожидание — хуже пытки» придумана не без основания. Ему оставалось до пенсии всего ничего — несколько месяцев, и рабочие дни сейчас казались невыносимо длинными и утомительными. Не в пример некоторым, он хочет уйти тотчас же, как только подоспеет время. Больших денег ему не надо, крупных постов уже не добиться, а теперешняя должность все же слишком беспокойна, трудна, не для старика.

Ямщиков часто ездил в колхозы и совхозы, его полная, несколько тяжеловатая фигура, неизменно строгое лицо были знакомы в районе всем. Неизменно строгое... Пожалуй, не совсем так. Во всяком случае, райисполкомовский шофер, пожилой добродушный дядя, сказал бы, что не так. И мог бы добавить, конечно, доверительно, что Ямщиков, бывает, улыбается, смеется и даже поет старинные народные песни хрипловатым баском, если дорога длинна и без ухабов. Вообще шофер знал его куда лучше, чем любой из работников райисполкома. Он знал, к примеру, что Дмитрий Герасимович очень любит мягкие белые пряники и много свободного времени уделяет коллекционированию значков, которых у него уже несколько сотен, самых разных — старинных и новых, русских и заграничных, и открыток с видами диких зверей и птиц. В разговоре с сельскими учителями, колхозными бухгалтерами, медсестрами, трактористами или другими людьми, не относящимися к категории начальства, он часто приводил фразу: «Мы призваны обслуживать вас». Но это было наигранное самоуничижение.

За последние годы в район прислали много молодых специалистов, бойких, языкастых; они могут все рассказать не только о севе, зяби, плодородии почв, хирургических болезнях, педагогике, но и о таких вещах, как кибернетика, теория относительности Эйнштейна, структура ядра, гравитация, о которых сам Дмитрий Герасимович имел лишь смутное представление. Ямщиков диву давался: когда эти люди успели поднабраться таких знаний. Перед другими он оправдывал себя: «Я ж родился в семье неграмотного. Потом война... Не до Эйнштейна было», понимая, однако, что дело не только в этом и не столько в этом. Люди замечали: предрайисполкома теперь более вежлив и осторожен в разговоре, хотя эта осторожность дается ему порою не без труда — он нет-нет да и сорвется, скажет по-армейски властно: «Все, выполняй!» Эта неумелая перестройка не спасала его от усиливающейся критики. Ямщикову все больше делали замечаний в облисполкоме, все чаще и сильнее ругали на собраниях в районе и области.

Несмотря на свой возраст, Дмитрий Герасимович выглядел еще молодцом: аспидно-черные волосы без сединок, лицо без морщин и по-юношески свежее. И на ноги крепок, много ходит, машина у него только для дальних поездок.

Именно к нему, а не к кому-то другому, пришел жаловаться на Лаптева Утюмов. И не просто жаловаться, хорош бы он был, если бы пошел жаловаться в райисполком на подчиненного. Максим Максимович просил «согласовать вопрос с областью» и отозвать Лаптева, не может же сам Утюмов, без ведома начальства, уволить главного зоотехника.

— Хорошо, подумаем... — уклончиво ответил Ямщиков.

Надо бы съездить в Новоселове побеседовать с Лаптевым, с Птицыным и другими, посмотреть, как там идут дела, провести собрание, но времени для этого пока не было. Зная Утюмова, Ямщиков подумал: «Преувеличивает мужик. Тут торопиться не надо».

Лаптев в тот день позвонил Ямщикову. Дмитрий Герасимович ни разу не видел Лаптева; голос вежливый, но с каким-то легким нажимом, в котором угадывается человек с твердым, может быть, даже упрямым характером, и Ямщиков подумал сердито: «Ишь ты, хозяин».

— Жалуются на тебя. Противопоставляешь себя коллективу...

Услышав в трубке: «Простите, но это совершенно бездоказательное утверждение...», Ямщиков повысил голос:

— Что там бездоказательное! Утюмов очень недоволен тобой. Двое ваших — Птицын и управляющий фермой, как его?.. Вьюшков... собираются уходить. Трое говорят одно и то же. Ты все же работаешь с людьми.

Ямщиков частенько говорил малознакомым или вовсе незнакомым людям «ты», если они в какой-то степени зависели от него, но терпеть не мог, когда кто-то из этих людей начинал обращаться к нему тоже на «ты».

Лаптев раза два видел председателя райисполкома на совещаниях и подивился, до чего же тот важен; Ивану Ефимовичу казалось, что Ямщиков ходит по земле, как по сцене перед зрителями, исполняя совсем неподходящую и нелегкую роль.

— Отменил планерки...

— Простите, Дмитрий Герасимович, но, может быть, нам лучше поговорить обо всем этом не по телефону.

Ямщиков почувствовал, как у него тяжело напряглись скулы и под левым глазом задергалась кожа, что случалось всякий раз, когда он сердился. Слыша резкие возражения от кого-либо, он обычно спрашивал:

— Так ты не согласен с мнением райисполкома?

Сейчас он не решился сказать такую фразу, и это еще более разозлило его; едва сдерживая себя, Дмитрий Герасимович сухо распрощался, сказав, что он все же просит подумать над его словами.

Какая-то глухая, непонятная ему самому, неприязнь к новоселовскому новичку появилась у него, и когда на сессии областного Совета секретарь обкома Рыжков заговорил с ним, Ямщиков кратко-деловито и несколько заискивающе, как делал всегда в редких разговорах с секретарем, сообщил, что будет разбираться с новоселовцами, где вместо Утюмова остался Лаптев, инвалид, непонятно как попавший в совхоз и сумевший за короткое время восстановить против себя решительно всех. «Создалась крайне нездоровая обстановка. Почему вдруг этого пенсионера решили послать на такой тяжелый участок?»

Рыжков любого человека, как правило, выслушивал до конца, и по его невозмутимому лицу, по спокойному взгляду невозможно было понять, о чем он думает.

— Я слыхал о Лаптеве. То, что мне говорили, не согласуется с вашими выводами. Лаптева очень хорошо аттестовали. Фронтовик. Был директором эмтээс, за хорошую работу награжден орденом Ленина. Между прочим, Лаптев тоже был когда-то председателем райисполкома. Долго болел. Ну и что?..

Слова Рыжкова, такие, казалось бы, обычные, сказанные спокойным голосом, сыпались на голову Ямщикова подобно камням. Дмитрий Герасимович поразился: он впервые узнал, что Лаптев был когда-то награжден орденом Ленина и работал председателем райисполкома, и пожалел, что затеял этот разговор. Чтобы не выглядеть в глазах секретаря обкома несведущим человеком, сказал: