Вилис Лацис - Семья Зитаров. Том 2

К вечеру следующего дня, когда, по расчетам родных, Янка еще только должен был прибыть в город, он уже закончил свои дела и садился на коня, чтобы пуститься в путь. Он не остался ночевать в Бийске, не пошел ни в цирк, ни в кино. После целого года уединения он имел мужество отказаться от всех прелестей города во имя мечты, родившейся в зимнюю стужу и метель в дымной землянке. Он не поехал степной дорогой, ведущей к дому, а переправился через Бию и поспешил к югу, навстречу высоким горным хребтам и долине Казанды.

Конь хорошо отдохнул, и Янка ехал всю ночь. Утром на несколько часов он отпустил коня пастись на берегу ручейка, а сам позавтракал всухомятку. И снова в путь.

Ближе и ближе становилась страна его мечтаний. Одна деревня сменяла другую, гора — гору. Это было замечательное путешествие, скорее сон, чем действительность. Временами Янка терялся от счастья и начинал сомневаться, не галлюцинация ли все это. Для Янки весь смысл жизни, предел всех мечтаний находился теперь на далеком хуторе у Казанды. Через леса и долины смотрел он с гари на голубую вершину горы, и она казалась ему такой же недоступной, как волшебная страна чудес. Там была Лаура… И вот наконец стремительной рысью несет его туда резвый сибирский конь. Все ближе и ближе… Он уже видел кручи Казанды и заросшие лесом склоны ее…

«Завтра в это время я буду намного богаче, чем сегодня… — думал он. — Я увижу ее, поговорю с ней и, может быть, узнаю, о чем она думает. А после этого — что такое несколько лет в разлуке, что такое работа и трудности, если ты знаешь и веришь! Янка, счастливый Янка!..»

Он разговаривал сам с собой и во всех мелочах представлял себе всю прелесть предстоящих часов свидания: как он неожиданно появится на хуторе Ниедры, уже повзрослевший и мужественный, как встретит Лауру и она, покраснев, протянет Янке руку, как пройдет день и вечер и как он откроет Лауре свою большую любовь. О, это будет так солнечно и прекрасно, что при одной только мысли обо всем этом хотелось петь и ликовать. Нет, подобные чувства требовали и соответствующего проявления. Янка слагал стихи. Весь день они, словно спелые яблоки, сыпались с его языка.

Но чем ближе подъезжал Янка к долине Казанды, тем тревожнее билось его сердце. Когда последнее селение, отделявшее его от хутора, осталось позади, он перестал погонять коня. Солнце клонилось к закату. Небосклон играл яркими красками, а в сумеречных долинах уже повеяло вечерней прохладой.

Версты за две до хутора Ниедры Янка остановил коня и сошел на землю. Отсюда, с возвышенности, виднелись хуторские постройки.

Еще четверть часа — и Янка там. Но он не пошел дальше. Взяв за повод коня, отвел его на небольшую лужайку, подальше от дороги, и там заночевал. Янка лежал под открытым небом и смотрел на звезды.

«И она смотрит на эти звезды и о чем-то думает. Чувствует ли она, как близко я нахожусь? И вообще помнит ли она меня?»

Никто не мог ему на это ответить. Может быть, завтра… Солнце, возвращайся скорее!

Проведя почти всю ночь без сна, Янка наутро встал вместе с птицами. Он отыскал маленький горный ручеек и умылся. Усталость бессонной ночи как рукой сняло. Прозрачный утренний воздух, росистая трава, многоголосый щебет птиц вселяли бодрость.

Янка оседлал коня и со своей вышки стал следить за хутором, ожидая, когда проснется семейство Ниедры. Скоро он услышал, как замычали коровы в хлеву, заметил стаю кур во дворе и собаку. Через некоторое время из трубы дома поднялась струйка дыма и три женщины с подойниками в руках прошли в коровник. Возможно, среди них была и Лаура…

Теперь Янка мог сесть на коня и ехать на хутор. Но пусть управятся с делами. Полчаса спустя он подумал, что было бы неудобно явиться на хутор как раз к завтраку, будто он пришел ради еды. Нет, пусть Ниедры позавтракают и приступят к дневным работам, они ведь никуда из дому не уйдут. Как плохо, что еще не начался сенокос, он мог бы остаться на хуторе весь день и помочь Ниедрам на покосе.

Когда Янка пускался в этот дальний путь, все казалось таким простым и ясным. А вот теперь, когда он находится у самой цели, он понимает, какое это сложное дело. Он даже ни разу не подумал, чем объяснить свой приезд. Почему он ехал окольным путем через горы, когда на Бренгули ведет другая, более прямая дорога? Эти мысли сейчас не давали ему покоя. Что он скажет хуторянам? У него здесь не было никаких дел. Навестить земляков, посмотреть, как они живут, и рассказать о своей жизни в поселке? Кто же из-за таких пустяков предпринимает столь длинный путь?

Лгать он не хотел, да, вероятно, и не сумел бы, и кто-нибудь из семейства Ниедры обязательно догадается об истинной причине его приезда. Если это будет Лаура, тогда еще ничего, а если кто-нибудь другой? Наверняка даже это будет кто-то другой. При такой мысли щеки Янки загорелись. Он не мог заставить себя спуститься в долину.

Долго сидел он наверху, на обломке скалы, спрятав коня в кустах. Чувства и рассудок вели тяжелую борьбу. По временам тоска охватывала сердце щемящей болью, и тогда Янка словно в каком-то дурмане готов был без раздумья ринуться на хутор. Но тут же его одолевали сомнения, стыд, даже страх, что он своими поступками может навсегда поставить себя в смешное положение в глазах Лауры. По мере того как солнце поднималось все выше и жарче становился день, сомнения Янки усиливались. Наконец он понял, что ему сегодня Лауры не видать, и вообще это случится не скоро. Опять неизвестность! В своем лесу он опять будет смотреть с горы на вершину Казанды, и его мечты станут тихо тлеть, как потухшее пожарище, о котором никто не догадывается.

Хоть бы, по крайней мере, издали увидеть ее! Украдкой бросить на нее лишь один взгляд, восстановить в памяти живую красоту ее образа! Хоть бы услышать ее голос — только несколько слов!

Янка видел хуторян. Иногда появлялось сразу пять-шесть человек, и среди них, конечно, была Лаура. Но которая она? Которой посылать свой мысленный привет и кого ласкать взглядом?

Вдруг он весь превратился во внимание: две женщины направились от хутора к горе. Одна несла что-то в руке. Дойдя до мостика, где дорога сворачивала к соседнему селению, они не пошли через мост, а свернули налево, на тропинку, которая вела мимо Янки. Если бы шло не двое, а одна и если бы это оказалась Лаура, он остался бы на месте и дождался ее. Но их было две, и он издали не мог узнать ни одной. Открыв убежище Янки, они еще неизвестно что подумают. Янку от волнения даже в жар бросило, и он, взяв коня за повод, повел его самой непролазной чащей в сторону от тропинки. В тот момент, когда обе женщины подошли к месту, где недавно стоял Янка, он уже находился у берега, на дороге, и, не смея оглянуться, медленно поехал, огибая стороной хутор Ниедры. Он не оглянулся и потом, когда хутор и долина Казанды остались далеко позади, словно опасаясь, что какое-нибудь внезапное видение может заставить его вернуться и открыть всем свои мысли.